Лель, или Блеск и нищета Саввы Великолепного - стр. 60
Но с кем его оставить? В семье умершего мужа о нем позаботиться никто не мог, кроме сестры Александра Николаевича Софьи, близкой композитору по духу, но та давно умерла. Остальных же сестер интересовали только наряды и папильотки, а братья… о них лучше не вспоминать. Собственная сестра Валентины Семеновны Аделаида? Да, она могла бы позаботиться о Тоше, поскольку, педагог по восторженному увлечению и, наверное, призванию, училась в Женеве, осваивая там новые прогрессивные методики.
Но Аделаида в свое время была против женитьбы сестры, взбалмошной и молоденькой консерваторки, на солидном, в возрасте композиторе и музыкальном критике Серове и не желала поддерживать с ними никаких отношений. «Так что следовало искать не среди родственников, а среди подруг», – наставительно заключила Валентина Семеновна, отпивая из чашки чай и при этом советуя и мне больше полагаться в жизни на друзей, а не на родственников. Хотя родни у меня почти никакой не осталось, новых же друзей я в ту пору только-только начал приобретать.
И в конце концов Валентина Семеновна остановила свой выбор на подруге, княжне и моднице Наталии Николаевне Друцкой – Талечке, как ее называли. Талечка, тоже зачитывавшаяся романом «Что делать?», вынашивала очередную идею, как вынашивают младенца, зачатого от духовной близости с апостолом передовой российской интеллигенции – Николаем Гавриловичем Чернышевским.
Иными словами, вместе с врачом Коганом (он впоследствии стал ее мужем) Талечка собиралась создать трудовую коммуну в своем имении Никольское Смоленской губернии. И была уже, что называется, на сносях: идея обещала вот-вот осуществиться. Тут-то и подоспела Валентина Семеновна со своей просьбой – взять на воспитание сына Тошу. Талечка не заставила себя упрашивать и радостно согласилась: такой воспитанник был ей в ту пору просто необходим.
Доверив подруге сына, Валентина Семеновна со спокойной душой уехала в Мюнхен. А Тоша вместе с другими колонистами (их было шестеро) поселился в имении Никольское, чтобы попытаться понять, что ему, не читавшему знаменитого романа, все же делать? Путь сближения с народом, опрощения и революционной борьбы? Для этого он был слишком мал, хотя в коммуне рядом с ним трудились такие личности, как Александр Павлович Фронштейн, бывший гарибальдиец и участник Парижской коммуны, казалось бы способный вдохновить его своим примером.
Но Тоша как-то не особенно вдохновлялся. Сразу замечу, что вопрос о делании он перевел во внутреннюю плоскость и решил весьма своеобразно. А именно: от разлуки с матерью, которую все же любил, хотя она не особо его к себе подпускала… от разлуки и нестерпимого одиночества стал со страстью рисовать.