Лель, или Блеск и нищета Саввы Великолепного - стр. 22
Елизавета Григорьевна дала ответ, сопровождаемый вздохом учительницы, снисходительной к шалостям и проказам ученика, но вынужденной перед директором показать свою строгость:
– Выступает с критикой капитала…
– Марксист, стало быть?..
– Не знаю, какой он марксист, но грех такой – критиковать – есть.
– А тут и знать ничего не надо. Раз критикует, значит, натуральный марксист. – Савва Иванович судил с убежденностью, поскольку когда-то и сам был причастен – если не к марксистам, то к критикам начальства и участникам студенческих волнений.
– Небось под надзором полиции состоишь? – Кукин собрался тоже поучаствовать в допросе.
– Никак нет. Не состою, – по-солдатски доложил Фотинька и состроил плаксивую мину.
– Смотри у меня. А то ишь… призрак бродит по Европе.
Савва Иванович решил, что хватит страху нагонять, и спросил незадачливого марксиста:
– А какую работу можешь делать – помимо того что капитал обличать?
– Работу? Я, барин, всякую работу могу. – Фотинька сразу признал в Савве Ивановиче хозяина. – Ей-богу, всякую. Ты не смотри, что я такой маленький. Я верткий, ухватистый и ловкий.
– А учился чему?
– Грамоту знаю. Меня господа грамоте учили.
– Какие господа? Аксаковы?
– Малость и Аксаковы учили, а все больше Трубецкие. Я у них служил.
– Кем служил-то?
– Карлой. Забавлял их. Они меня гостям любили показывать. Ну и по дому управлялся, прислуживал. Даром хлеб не ел.
Елизавета Григорьевна на ухо мужу шепнула, что Трубецкие пытались спасти от вырубки дубовую рощу, купленную Головиным.
Савва Иванович удивился, что о дубовой роще ничего не знал. Сводчик, сватавший усадьбу, скрыл от него, умолчал. Выпитая за здоровье Мамонтовых бражка язык ему не развязала.
– А разве Софья Сергеевна продала? – тихонько спросил он жену, но Фотинька, чуткий на ухо, услыхал и вместо нее ответил:
– Продала, продала. Как есть продала. Я это, барин, точно знаю.
– Значит, не спасти теперь рощу? – Савва Иванович, по свойственному ему упрямству и привычке все делать вопреки уговорам, хотел услышать, что дубовую рощу не спасти, и лишь после этого начать спасать.
Фотинька уловил в нем это желание. Сообразуясь с ним, и ответил, повторил главное из того, о чем минуту назад говорил Елизавете Григорьевне:
– Головин за лес еще не расплатился. Должок за ним. И немалый. Может, и спасете.
– Значит, дубовая роща еще не перешла в его собственность. Так надо спешить с покупкой и всеми делами, – сказал Савва Иванович, и Кукин воспринял это как призыв немедленно садиться в сани и мчаться на станцию.
– Вперед! – Он как всегда готов был первым устремиться на приступ.