Размер шрифта
-
+

Лекции по античной философии - стр. 32

Существуют какие-то эмпирические правила, в силу которых мы можем что-то понимать в какой-то момент или не понимать. Есть понятное понимание, оно психологически имеет основание, то есть обосновывается нашими возможностями как определенных существ что-либо понимать, открывать глаза и видеть, и непонимание тоже психологически имеет основание. Трещину в бытие вносит нечто, имеющее свою логику, но такую, которая целиком определяется разрешающими возможностями нашего восприятия. Как если бы был еще один мир наряду с бытием, как если бы было еще одно бытие. Но это ведь существует реально. То, что есть – этот замкнутый мир, – скрывает бытие, но у него есть законы, потому что есть бытие. Иными словами, я могу увидеть и понять психологию (а она вносит трещину в бытие в той мере, в какой у меня есть мысль о бытии), и тогда я пойму то, что закрывает бытие. Скажу так: пока есть психология, нет бытия.

Поэтому, кстати, у Парменида, Гераклита и вообще в онтологической греческой мысли нет никакой психологии. Это максимально депсихологизированная мысль, потому что она – мысль о бытии. Бытие открывается там, где нет никакой самодостаточной психологии, а закон восприятия таков, что не может быть, чтобы моя любимая жена, действительно проведя время с любовником, сказала об этом в ответ на мой вопрос. Она ведь могла сказать, что была в кино, я ведь ничего не знаю и не подозреваю, просто спрашиваю: где была? С любовником. Что это – глупая шутка? Это ведь самодостаточный мир психологии, имеющий свои законы и правила. Но именно потому, что он имеет свои законы и правила, именно поэтому я не вижу бытия, хотя оно уже есть, уже есть истина (моя любимая была с любовником, изменила мне, но я не могу этого воспринять), то есть я не могу извлечь из сказанного смысл, опыт. И все это ведь будет повторяться, потому что есть психология.

Повторяю, бытие есть там, где нет психологии, и, наоборот, если есть бытийная мысль, я могу увидеть законы в том, что продолжает существовать. Ведь моя психологическая жизнь, мои эмпирические качества имеют особое существование, они описуемы: лучший способ лжи – это правда, потому что у меня есть мысль о правде, я знаю, что такое правда. Более того, бытие тирана – перехожу уже к абстрактным примерам – тоже порождает законы, в силу которых он может или не может воспринять бытие, может извлечь или не извлечь опыт. Как найти пример, чтобы пояснить, в какой пелене мы живем и продолжаем жить, даже если знаем бытие? Философствование состоит в том, чтобы в пустяке увидеть не случай, который мог бы быть другим, третьим, четвертым, а увидеть структуру, проявление чего-то. Кстати, то, что я сейчас сказал, есть высказывание на нашем нынешнем языке того, что высказывали греки и что действительно совершенно непонятно, а именно: философствование состоит в том, чтобы увидеть структуру, проявление чего-то. Философ может увидеть целый мир за фактом невосприятия или, наоборот, восприятия чего-то, реально увидеть: взволноваться, посочувствовать, вдуматься в это. Я могу все это раскрутить, применяя очень сложные понятия феноменологической философии.

Страница 32