Лекарь-воевода (Окончание); Победитель - стр. 26
– К тебе слово есть. Когда прийти прикажешь?
– Пожалей уши, шапку надень. Как вернусь, заходи.
Кролик в избе прежде всего осведомился:
– Нас никто не подслушает?
– Тут – мы одни, Гулька в передней избе.
– Клим Акимыч, ты меня прости, но дозволь спросить вначале.
– Спрашивай, да и садись, чую, разговор долгий. Как христианское имя твое?
– Зови Кроликом, я привык. А крестили Полувием. Так вот, Клим Акимыч, я хотел спросить: ты доверяешь Неждану?
– Доверяю.
– А знаешь его давно?
– Очень давно. А что у тебя против него?
– Понимаешь, по хозяйским делам был я года полтора назад на дому у дьяка Разбойного приказа. И там этот самый Неждан-коротышка распивал с дьяком бражку! Спроста ли такое?! А вот утром поехал он с Егоркой в город, я неспешно за ними. Видать, заметили. Поскакали. А у меня конь резвей ихних. В Заречье, верно, опять узрели, остановились, в лавку зашли, потом опять на коней и поехали. У одного переулка Неждан прямо пошел, а Егорка в переулок. Я за мужиком, а он принялся кружить, опять на Торги выехал и сюда направился. Перегнать я его решил. Поравнялся и глазам не верю: на Неждановом коне, в его одежке – Егорка! В лицо мне расхохотался! Вот ты смеешься, а мне… Ведь это с умыслом сделано: Егорка и ростом, и статью – Неждан. И стрижены одинаково, и бороды белые, у одного по молодости, а у другого от старости…
– Да, Полувий, это не самое лучшее твое действо! Ты – доверенное лицо хозяина, я – тоже. Тебе поручили свое дело, вот его и делай. А у меня с Нежданом другое. И иной раз не только с Разбойным связываться приходится.
– Так ведь я думал, как лучше. Вдруг этот человек из Разбойного! А мы все около плахи ходим…
– Да, кроме всего прочего, ты и трус никак?
– Не обижай, воевода…
– Ладно… Будут сомнения, приходи запросто. А Неждану я доверяю, как себе. Ежели еще чего нет, можешь идти.
– Есть, Клим Акимыч. Доглядчик из Новгорода прибегал…
– Зови сюда.
– Кроме меня, он никого знать не должен. Да и ушел уже. А мне грамоту оставил. Хозяин приказывал все показывать тебе. Вот она. – Это был довольно большой пергамент, с двух сторон исписанный мелкой скорописью.
Клим принялся читать, а Кролик ушел, пообещав вернуться перед обедом. Это был страшный документ о величайшем злодеянии государя и его опричного войска, совершенном на Новгородской земле. Чувствовалось, что пергамент писал священнослужитель, он особенно подробно останавливался на издевательствах над монахами и священниками. Читать было страшно, хотя Клим уже обо всем этом слышал. Пожалуй, новым было описание надругательств над женками и монашками