Лекарь драконьей матушки - стр. 16
Я принесла ложку, собираясь разломать котлету ложкой, как вдруг предчувствие, которое вдруг у меня обострилось, заставило меня поднести кусочек не к ее рту, а к своему.
– Ты кто такая, чтобы есть с тарелки императрицы! Я не буду есть после тебя! Я брезгую! – произнесла императрица, а я вдруг почувствовала приятный вкус специй.
Да твою ж налево!
– Считайте, что я – дегустатор. Чтобы вас не отравили! – ответила я, понимая, что не ошиблась. Котлета хоть и была замаскирована под диетическую, таковой на самом деле не являлась, пестря разнообразием вкусов. Внутри котлеты было масло, а я прожевала кусочек и проглотила.
А я уж думала, что страшнее «добреньких» родственников ничего нет. Оказывается, есть! Слуги – подхалимы.
– Я после тебя это есть не буду! – повторила императрица.
– И не надо! Котлета приготовлена неправильно! Не так, как я говорила, – произнесла я, убирая порцию на стол. – Уносите обратно! И передайте повару, что еще один такой фортель, и я нажалуюсь императору!
У повара наверняка семья. И он хочет сейчас выслужиться перед императрицей, чтобы потом напомнить ей, кто сделал ее жизнь сносной и даже приятной во время “сурового” лечения.
Я понимала, что подхалимов во дворце хватает. Поэтому решительно направилась к двери. Кто посолит, кто поперчит лишний раз котлету, чтобы угодить ее капризному величеству, а в итоге ухудшение.
Только сейчас, когда я стояла в коридоре, до меня дошло, что все, что сегодня было, было лишь представлением для императора. И мнимая смерть, и чудесное исцеление от глотка какой-то сомнительной дряни. Все это было направлено на то, чтобы вышвырнуть меня из дворца, а на мое место поставить добренького Дуремара, чьи пациенты мрут как мухи от дихлофоса.
Чувство обиды заполонило меня. Из-за этого представления я чуть не лишилась жизни!
– Спокойно, – выдохнула я. – Сейчас нужно поговорить с императором. Да, опять! Я понимала, что в этом дворце я – никто. И распоряжаться мне права не давали. И сейчас я хочу это право получить. Мне нужно совсем чуть-чуть прав, чтобы обезопасить императрицу от “доброты” и “сострадания”.
Вспомнилась одна лежачая бабка и палец. Держу я бабку на диете, делаю массажи. Бабка порозовела, стала куда более энергичной. Если раньше она лежала лежнем, рассказывая всем о том, в каком гробу ее заколачивать, то после недели со мной бабушка очень захотела жить. А потом приехала ее любящая и сердобольная дочка. Три недели дочка ухаживала за матерью. А потом снова позвонили мне. Я пришла, видя, что бабушка в носочках. Ну, думаю, позаботились, чтобы ножки не мерзли. А потом черт дернул меня заглянуть в носочки. И через пять минут я звонила во все колокола.