Легко видеть - стр. 137
И он написал «на съезд». Весь огонь он сосредоточил на Пестереве и Феодосьеве как авторах липы о сданных в промышленную эксплуатацию четырех институтских автоматизированных информационных систем.
Каждое слово там было правдой, но Михаил наперед знал, что первое, что сделает институтское начальство – это постарается обвинить его в клевете. Ну, что ж, обеим конкурирующим сторонам присуще свое суждение об истинности – в свете тех интересов, которые у них есть. И еще было ясно, что никаких видимых изменений к лучшему в институте не произойдет, даже если проведенное по обращению расследование «вскроет имеющие место отдельные (или серьезные – смотря как предпочтут решить в госкомитете) недостатки». Ведь в государственной машине страны визжала или скрипела без денежной смазки и хорошего управления и ухода каждая кинематическая пара, каждый шарнир, а другой машины в стране уже почти семьдесят лет как не было. За счет чего же можно было бы улучшить работу одного узла или агрегата этой машины, не ухудшая работу других узлов? Нет, на положительный сдвиг надеяться было нечего.
Отправив свое писание «на съезд» заказным письмом (для этого на почте понадобилось предъявить паспорт), Михаил сразу проинформировал об этом секретаря партийной организации института. Эта дама девять лет назад была в его отделе заместителем. Сообщая ей о своем шаге, он убивал сразу двух зайцев – уведомлял ее саму, чтобы могла наперед подготовиться к звонку из райкома, и освобождал себя от нужды выдумывать, каким путем дать знать Пестереву о том, что он, Горский, до завершения разбирательства остается на своем месте.
Ждать реакции секретариата съезда КПСС пришлось четыре месяца. Проявилась она в том, что Михаила уведомили о приказе госкомитета создать комиссию по рассмотрению его обращения. В ее составе оказались: в качестве главы-чиновник из управления Болденко (стало быть, недоброжелатель), два члена, в человеческом и профессиональном плане вполне симпатизирующих ему (о чем Болденко мог и не знать, но все равно это были люди подневольные, и от их участия вряд ли можно было ожидать принципиальной неуступчивости официальной установке от Болденко) и две давних недоброжелательницы, от которых понятно чего следовало ожидать.
Комиссия приступила к работе в институте, и через какое-то время его вызвали туда. По существу и по форме задаваемых вопросов он понял, что там уже поработали и Феодосьев, и Пестерев – чтобы он, Горский, «поплыл» в своих объяснениях. «Претензии к руководству – претензиями, но что, дескать, он сам от себя предлагает? – Ничего!» С этим было нетрудно справиться. Михаил заявил, что свое видение рациональной деятельности института по своей проблеме он изложил в соответствующем разделе прогноза на следующую пятилетку, который был составлен по приказу госкомитета, и насколько ему известно, этот раздел без правок и купюр вошел в итоговый прогноз. В свое время и Пестерев, и Феодосьев оставили этот материал без внимания, никак не считая себя обязанными вспоминать через шесть-семь лет о том, насчет чего они когда-то расписались. С другой стороны, Михаил предъявил комиссии в копиях свои многочисленные докладные записки на имя Феодосьев и Пестерева по поводу текущих безобразий, творимых по административному произволу Феодосьев и оставленных Пестеревым без принятия мер. – «Вы передавали свои докладные через канцелярию?» – поинтересовался председатель комиссии, очевидно, уже зная, что в канцелярии никаких следов докладных нет. – «Я передавал их лично Феодосьеву и директору во время приема по существу затрагиваемых вопросов. Поскольку по устному докладу решений, удовлетворяющих меня, не было, я оставлял им заранее подготовленный письменный текст». – Председатель признал, что это вполне допустимо. Пока что комиссия не влезала в подробности по поводу обвинений в том, что ни одна из автоматизированных систем, сданных а промышленную эксплуатацию, не работает. Пикантность этих вопросов состояла в том, что Пестерев и Феодосьев подсовывали липу, а комиссии, присылаемые Болденко, принимали и «актировали» ее. Но вот что всерьез заинтересовало и председателя, и двух членов, которые могли оказать посильное содействие Михаилу – так это намерение Пестерева в недрах института полу-конспиративно вести разработку персональных ЭВМ. Это был вызов государственной системе управления научно-техническими разработками и еë прерогативе заказывать технику в высочайше определенных компетентных организациях. – «От кого вам известно о разработке в институте персональной ЭВМ?» – напрягшись как пойнтер на стойке, спросил председатель. – «От самого директора. На совещании, где я ставил вопрос об установке в отделе дисплея для непосредственного ввода словарной информации в память ЭВМ. Пестерев сказал, что группа Мотылева вскоре сделает опытный экземпляр персональной ЭВМ и что программное обеспечение для нее создается в другом отделе – кстати сказать, не в отделе Феодосьева». Михаил видел, что все его ответы подробнейшим образом записываются. Это означало, что Пестеревская затея переориентации института на новую тематику накрылась.