Легион против Империи - стр. 19
Минут через пять, когда он нежился на солнышке и кушал изюм с черносливом, принесенный банным рабом, на него упала тень.
Один из его бойцов.
– Аласейа, – застенчиво проговорил он. – Можно мы это себе возьмем?
На широченной ладони гота лежали две окровавленные золотые сережки.
– Забирайте, – великодушно разрешил Коршунов и снова расслабился. Все-таки жизнь прекрасна. И даже справедлива. Если ты – имперский легат.
– Чего хотели от тебя эти барсуки? – поинтересовался Ахвизра, присаживаясь на корточки рядом с Коршуновым.
– Им не понравилось, что я – христианин.
– А ты – христианин? – Гот был искренне удивлен.
– А ты не знал?
Ахвизра мощными плечами, испещенными не слишком искусными татуировками.
– Я знал, что твоя тиви Стайса[18] – христианка. О тебе – не знал. Ты не похож на христианина.
– Вот как? – Теперь удивился уже Коршунов. – А что ты о них знаешь?
– Я слыхал: ваш бог запрещает людям убивать.
– Это плохо?
– Почему же? – Ахвизра осклабился. – Наоборот, хорошо. Из таких получаются отличные рабы.
– Что ж, – произнес Коршунов, – ты прав. Наш бог не ободряет убийство. И еще многое другое. Но христиане бывают разные. Выходит, я – не очень хороший христианин…
– Зато ты – отличный вождь! – вставил Ахвизра.
– …Но я не люблю, когда убивают моих ближних, – продолжал Алексей. – И предпочитаю убить тех, кто хочет это сделать, немного раньше. Думаю, невелик грех, ведь я убью одних, чтобы сохранить жизни других.
– Своих, – подчеркнул Ахвизра. – Думаю, я бы тоже мог стать таким христианином. Своих я ни за что не стану убивать.
Гот все понял по-своему, но Коршунов не стал его разубеждать. Бесполезно убеждать волка не есть мясо.
– Завтра утром мы отплываем, – сказал он. – Сообщи капитану.
– Завтра так завтра. Но я бы еще остался на денек-другой. Мне здесь нравится.
– Еще бы! – усмехнулся Коршунов. – Бездельничать, есть, пить и валяться с девками. Хочешь задержаться – я не против. Но тогда завтра с утра – учения по лагерному расписанию.
– Нет уж! – Мотнул головой Ахвизра. – Аласейа сказал «отплываем», значит – отплываем. Как можно спорить с вождем!
Безухий амбал (он оказался небедным купцом из Финикии), не нашел ничего более умного, как подать на Коршунова жалобу.
В результате был оштрафован на сто денариев. За оскорбление Империи в лице ее полномочного представителя. Еще дешево отделался. Судья скостил штраф, учтя отрезанные уши. Хотя, строго говоря, это было нарушением закона, так как ответчик на суд не явился, а доставить его у финикийца уж точно не было никакой возможности.[19] Однако судья счел, что от имени Рима может выступать он сам. Тем более, что деньги эти шли не Коршунову, а в городскую казну. Формально, конечно, они предназначались Принцепсу, но вряд ли император узнает о такой мелочи, как сто денариев.