Легенды Октады - стр. 5
– А теперь ответь мне, готов ли и ты выполнить свой долг?– с некоторым пафосом спросил он: – Ибо я свой долг выполнил.
– Ради этого я потратил десять лучших лет своей жизни, – спокойно ответил я, и почти физически почувствовал, как невидимый груз переместился по воздуху размытой тенью от него ко мне и окутал мои плечи. Он вздохнул с облегчением.
– Я выполнил свою миссию. Теперь тебе стоит полагаться только на себя. Орден безусловно будет внимательно следить за твоими действиями, но помощь его возможна только в пространствах охваченных силой мысли ордена. Этого, конечно, не достаточно. Тебе придется пользоваться услугами друзей, но помни, что человеческий разум непредсказуем и слаб; для него изобретены миллионы соблазнов и искушений и не все могут их преодолеть, даже ты, мой лучший ученик!
"Потому что, не смотря ни на что – я тоже человек," – договорил я мысленно.
"Да," – ответил он спокойно, а вслух добавил:
– Я уже распорядился – корабль ждёт тебя на рейде. С собой ты возьмешь только то, чем сам научился пользоваться, а самое главное – постиг, смыл их применения. И помни: самый короткий путь к истине – самый длинный путь, и только сильный духовно и любящий сердцем, сможет его пройти достойно. Кроме этого, ты когда-то был одним из лучших фехтовальщиков всех восьми королевств – я верну тебе твое умение и навыки.
В келью мне принесли цивильную одежду. А когда я побрился и, облачился в неё, меня уже вряд ли бы смогли отличить от дворянина средней руки. В свой дорожный саквояж я вложил три склянки с волшебными эликсирами, предварительно проложив их целой пачкой носовых платков, дабы не разбить и не потерять ни капли драгоценной жидкости. Отец-казначей отсчитал мне в два кошелька по сто золотых, проверив одну из монет на зуб, при этом усмехнулся:
– Человек проверяет золото, а золото – человека.
Взяв в руку шпагу, я выдвинул её из ножен и с любопытством посмотрел на лезвие. По-правде говоря, даже, не думал, что придется ее когда-то снова обнажить. Боевой стилет сунул в ботфорт.
Едва я вступил на палубу корабля, тут же подняли все паруса. Соленый морской ветер их раздул, превратив в неестественные суконные полусферы. Загудели в воздухе натянутые просмоленные веревки и прочий такелаж, заскрипели прочные деревянные рули. Даже форштевень приподнялся кверху, придавая судну более обтекаемую форму и корабль, заелозив по волнам, сначала весь вытянулся, как гончая, а затем сорвался с места и рассекая белые буруны волн, устремился вперед – туда, где уже Солнце показало половину своего венценосного тела. Я повернулся к берегу и стал внимательно разглядывать остроконечный пик башни, в которой провел все эти годы. Маленькими черненькими оспинками на ее теле угадывались узкие окна, на какое-то мгновенье в одном из них мелькнуло белое пятнышко. Мне очень хотелось, чтобы это был он – седовласый, мудрый, жестокий и родной, тихонько стоящий у окна, с большой надеждой взирающий на удаляющийся корабль, доверивший мне дело всей своей жизни.