Легенда о Хранителях. Расставание - стр. 20
И сегодняшний день, кажется, стал последней каплей.
– Посмотрим какой-нибудь фильм после ужина? – предложила мама, закончив с едой.
– У меня завтра репетитор, нужно подготовиться и ещё домашку сделать по обществознанию.
Мама улыбнулась.
– Хоть обществознание тебе и не пригодится для поступления, но нужно постараться.
– Я знаю.
– Умничка моя, – погладила она меня по плечу. – Кстати, посмотри, когда будет день открытых дверей в местном вузе, чтобы не пропустить.
Мама принялась мыть посуду и не видела, как я закатила глаза.
Пройдя в свою комнату, посмотрела на заставленный книжками и тетрадками стол. Учиться сейчас я точно не смогу. И пусть я схлопочу ещё одну тройку по обществознанию, но терпеть больше не могу. Душа требовала ответов.
– Мам, я у одноклассницы просила тетрадку с конспектами за прошлое полугодие, схожу к ней, заберу, – крикнула я, проходя мимо кухни.
Мама бросила взгляд на часы на стене.
– Уже поздно. До завтра не ждёт?
– Ещё только полвосьмого. Я быстро.
Пока мама не придумала никакой отговорки, я накинула толстовку, пальто, обулась и с шапкой в руках выскочила из дома.
Артём должен объясниться!
Мороз щипал щёки, мягкий снег рассыпался под ногами. Прохожие спешили домой, но чем ближе я подходила к частному элитному дому на набережной, тем меньше становилось людей. Последние несколько минут я шла в одиночестве в полной тишине.
Я остановилась перед кирпичным забором и отдышалась. Пока шла, рой мыслей непрестанно жужжал в голове, я прокручивала наш будущий диалог – свои вопросы, его ответы. Я всячески пыталась найти причину, почему он так поступил со мной. Но ничего толкового не приходило в голову.
Я достала телефон и набрала его номер. Пусть сам ответит.
Первый вызов остался неотвеченным, второй. После третьего я всё-таки собралась нажать кнопку звонка возле железной калитки.
В это время послышались тяжелые шаги, калитка отворилась, и я встретилась с обжигающим холодом карих глаз.
На лице Артёма не было удивления. Он знал, что я приду.
Исходящая от него волна злости и недовольства лишила меня возможности двигаться.
Некоторое время мы смотрели друг на друга и слушали вязкую тишину, окутавшую нас. Артём плотно сомкнул губы, на скулах проступили желваки. Он смотрел в упор, тяжело и напряжённо, и даже не моргал. Тёмный омут его глаз затягивал, но он был такой же холодный и опасный, как прорубь.
В лёгкой куртке на распашку, он казался неподвластным стихии. Свет от уличного фонаря удачно падал на него: на его коже не было ни единой мурашки. Он не ёжился и не кутался в одежду, в отличие от меня, и походил на мраморный обелиск.