Легенда о Хранителях. Расставание - стр. 20

И сегодняшний день, кажется, стал последней каплей.

– Посмотрим какой-нибудь фильм после ужина? – предложила мама, закончив с едой.

– У меня завтра репетитор, нужно подготовиться и ещё домашку сделать по обществознанию.

Мама улыбнулась.

– Хоть обществознание тебе и не пригодится для поступления, но нужно постараться.

– Я знаю.

– Умничка моя, – погладила она меня по плечу. – Кстати, посмотри, когда будет день открытых дверей в местном вузе, чтобы не пропустить.

Мама принялась мыть посуду и не видела, как я закатила глаза.

Пройдя в свою комнату, посмотрела на заставленный книжками и тетрадками стол. Учиться сейчас я точно не смогу. И пусть я схлопочу ещё одну тройку по обществознанию, но терпеть больше не могу. Душа требовала ответов.

– Мам, я у одноклассницы просила тетрадку с конспектами за прошлое полугодие, схожу к ней, заберу, – крикнула я, проходя мимо кухни.

Мама бросила взгляд на часы на стене.

– Уже поздно. До завтра не ждёт?

– Ещё только полвосьмого. Я быстро.

Пока мама не придумала никакой отговорки, я накинула толстовку, пальто, обулась и с шапкой в руках выскочила из дома.

Артём должен объясниться!

Мороз щипал щёки, мягкий снег рассыпался под ногами. Прохожие спешили домой, но чем ближе я подходила к частному элитному дому на набережной, тем меньше становилось людей. Последние несколько минут я шла в одиночестве в полной тишине.

Я остановилась перед кирпичным забором и отдышалась. Пока шла, рой мыслей непрестанно жужжал в голове, я прокручивала наш будущий диалог – свои вопросы, его ответы. Я всячески пыталась найти причину, почему он так поступил со мной. Но ничего толкового не приходило в голову.

Я достала телефон и набрала его номер. Пусть сам ответит.

Первый вызов остался неотвеченным, второй. После третьего я всё-таки собралась нажать кнопку звонка возле железной калитки.

В это время послышались тяжелые шаги, калитка отворилась, и я встретилась с обжигающим холодом карих глаз.

На лице Артёма не было удивления. Он знал, что я приду.

Исходящая от него волна злости и недовольства лишила меня возможности двигаться.

Некоторое время мы смотрели друг на друга и слушали вязкую тишину, окутавшую нас. Артём плотно сомкнул губы, на скулах проступили желваки. Он смотрел в упор, тяжело и напряжённо, и даже не моргал. Тёмный омут его глаз затягивал, но он был такой же холодный и опасный, как прорубь.

В лёгкой куртке на распашку, он казался неподвластным стихии. Свет от уличного фонаря удачно падал на него: на его коже не было ни единой мурашки. Он не ёжился и не кутался в одежду, в отличие от меня, и походил на мраморный обелиск.