Ледяной сфинкс - стр. 24
Князь Мещерский вздохнул и покосился на часы.
– Отпросись, – сказал он негромко. – Объясни ситуацию, я думаю, тебя отпустят. Ничего страшного не произойдет, если тебя сегодня не будет во дворце.
Александр поморщился, поскольку терпеть не мог просить о чем бы то ни было. Кроме того, у него сложилось стойкое впечатление, что начальство по каким-то причинам его недолюбливает, и он был почти уверен, что получит отказ.
– Серж, ты же знаешь старика. Можно изложить ему сотню доводов, он все равно решит, что я собираюсь кутить с актрисами. По-моему, он терпеть меня не может.
– Полно, тебе кажется, – мягко возразил Серж.
– Вовсе нет. К тому же ты забываешь, что старик когда-то служил с моим отцом. Мало ли что они могли тогда не поделить… а теперь все это мне аукается.
Александр заметил, что Никита молчит, переводя взгляд с него на князя и обратно. Наконец Васильчиков кашлянул.
– Ладно, так уж и быть. Но учти: только ради нашей дружбы, – объявил он. И с этими словами он поднялся с дивана.
– Никита, ты что, подменишь меня? – спросил Александр.
– Услуга за услугу, – ответил Васильчиков, блестя глазами. – У меня в воскресенье дела, я жду врача… для матери. – Он покраснел, и Серж, который, как все в полку, был отлично осведомлен о болезни его матери, отвел глаза. – А между тем в воскресенье я должен сопровождать императора в манеж. Ты поедешь вместо меня, а я, так уж и быть, подменю тебя сегодня. Договорились?
Александр кивнул. И крепко сжал руку Никиты.
– Хорошо. Ты и представить себе не можешь, как я тебе благодарен! Сестре привет передавай.
– Конечно, конечно, – заверил его Никита. – Да, собственно, ты сам ее увидишь, ее тоже позвали сегодня к Гагариным.
Таким образом, благодаря тому, что Васильчиков согласился его выручить, Александр сумел улизнуть из дворца и, взяв извозчика, отправился к графу Строганову.
В особняке графа толкались посторонние люди, остро пахло какими-то лекарствами, фальшивым сочувствием и смертью. То и дело звонил звонок, и представительный швейцар Герасим впускал очередного гостя, явившегося выразить свои соболезнования, повздыхать, шаркнуть ножкой и откланяться.
– Андрей Петрович у себя? – спросил молодой офицер, когда лакей принял его шинель.
– Пожалуйте сюда, сударь.
Граф грузно обмяк в кресле у окна, глядя невидящими глазами куда-то вдаль. Ему было лишь немногим за пятьдесят, но сейчас он выглядел изможденным, дряхлым старцем. Александр поздоровался, произнес несколько требуемых приличиями слов, которые потом не мог вспомнить. Его мучило сознание того, что все бесполезно, что самое страшное уже свершилось и никакие слова уже не помогут вернуть того, кто еще вчера улыбался, дышал и радовался жизни.