Ледяной клад - стр. 11
– Понимаешь, – зашептал он, захлебываясь в злой скороговорке, – понимаешь, если ты ее не оставишь, я не знаю… Ну чего, чего ты к ней привязался?.. Совесть надо… Какая муха тебя… Ведь сам же ты… сам первый начал… Свинья! Подумай: зашел человек… Помочь бы ему… пожалеть…
Слова у него срывались путано, беспорядочно, и, главное, Максим это чувствовал – совсем не те, какие следовало бы сказать. Ему сейчас хотелось пронзить, прошить насквозь Михаила, заставить его вскочить с постели и закричать: «Ну, понял я, понял! Не буду! Простите!» А не так – схватиться с ним в открытой драке! Он уже не мог управлять собою: в глазах Фени он не может, никак не может остаться другом Михаила, если тот честно не попросит прощения. А Михаил, уткнувшись в подушку, журчал тихим смешком. Максим тряс его за плечи.
– Я ведь тебе говорю! Тебе! Ты слышишь? Ты по ним…
И вдруг осекся. Быстро повернулся в постели и Михаил. Оба они услыхали, как хлопнула дверь.
Фени в избе не было. У порога таяли дымки морозного воздуха и медленно оседала, сбитая с притолоки, серебристая пыль. А через минуту за стеной заскрипели, защелкали лыжи.
– Добился? – глухо, с угрозой спросил Максим. – Этого, свинья, ты и хотел? Иди теперь, догоняй снова!
– Да что ты мне спать не даешь? Что ты все крутишься возле меня? – в свою очередь спросил Михаил, но совершенно равнодушно, устало растягивая слова. – Макся! Или ты не видал никогда, как норовистых лошадей объезжают? Я же эту Федосью с первого момента, с первого дыхания понял. Уросная лошадка! Так чего бы я стал перед ней рассыпаться вроде тебя? Давай, Макся, гаси лампу и ложись на мою постель. Пусть она теперь поежится на голом топчане.
– Да ты… ты не понял, что ли? Ведь ушла она снова! Слышишь? Лыжи надела опять и пошла…
За окнами звонко похрустывали сугробы.
– Почему не понял? Все понял, – зевнул Михаил. – Говорят тебе: гаси лампу. Ушла – придет. Надоела мне вся эта петрушка. Я спать хочу.
– Так ты не пойдешь?! Ну, тогда я сам…
Михаил неторопливо встал с постели, подошел к столу, протянул к лампе согнутую корытцем в ладони руку и сильно дунул. В избе сразу стало темно и как-то глухо. Только узкие багровые полосы пробивались сквозь отверстия в дверце печки и вздрагивали на полу.
– Вот так, – сказал Михаил и улегся снова, уже на свою койку. – Макся, а спички ты не ищи, я спрятал их у себя.
Натыкаясь впотьмах на дрова, на скамейки, Максим молча пробирался в угол, где висела на гвозде верхняя одежда. Нужно немедленно, сейчас же бежать за Феней, пока девушка не ушла далеко. Если она и во второй раз на это решилась, так, конечно, не с тем, чтобы самой же вернуться! Даже он-то, Максим, как теперь ее убедит? Есть ведь предел человеческому терпенью. И чего это Мишка сегодня взбесился? Такого прежде с ним никогда не бывало…