Ледяной бастион - стр. 32
– Никогда бы не подумал, что ты так любишь детские страшилки, – недоверчиво усмехнулся Ариф.
– Детские… кадетские!.. Ярро сам порядком напуган – ты можешь себе это представить? Ты когда-нибудь видел нервного Ярро Бланта? Вот я видел – полчаса назад. Более того – Ярро считает, что я сейчас нахожусь прямо в чьем-то прицеле – это его собственные слова.
– И что ты намерен предпринять?
– Я лечу на Грэхем. Ярро намекнул, что хвостик этого клубка мы найдем именно там. «Валькирия» будет готова к завтрашнему вечеру – мои лоботрясы разобрали один из компрессоров, и раньше этого срока им не успеть. До отлета я укроюсь в Дагсборо, там меня ни одна зараза не найдет… по крайней мере, мне хотелось бы так думать. И вот еще что: если моей скромной персоной вдруг резко заинтересуется его милость лорд-владетель, скажи прямо – улетел на Грэхем. Охотиться и жрать виски. Когда будет, ничего не сказал. Все, Ара… у меня еще немало дел. Я свяжусь с тобой по прилету. И вот еще что, дядя… наша игра – это наша игра, и никакие папы-мамы-тети-дяди нас из нее не вышибут!
Пилот Роберта взял курс на столицу: сперва он хотел связаться с Кэтрин по личному фону, но потом вдруг передумал, перестраховался, хотя имел все основания быть уверенным в том, что уж его-то линию прослушать более чем проблематично. Могли слушать ее – а вдруг? Пока еще у него не было ощущения петли вокруг шеи, но где-то глубоко, в самом дальнем уголке загадочного подсознания уже рос неясный образ добротной, хорошо сплетенной паутины. Паутины, предназначенной для него… и ему оставалось одно, лишь одно решение – атаковать незнакомого и невидимого противника, рубить его клейкие нити, не давая им разрастись и окрепнуть. Промедлить значило опоздать и увязнуть, увязнуть намертво, и, кусая в бессильной ярости губы, наблюдать, как рушится все, созданное им за долгие годы, а сам он неудержимо превращается в послушную марионетку всесильного отца. Сама мысль об этом была невыносима. Нет! Возможно, лорд Торвард и прав, возможно, с его колокольни открывается вид куда как более широкий, но – у его сына всегда был свой путь, изрядно отличающийся от предначертанного, и вообще – сильный, самоуверенный Роббо предпочитал творить судьбу собственными руками.
«Интересно, – подумал вдруг он, – а что такое „Ахерон“? Как сказал Блант – „Это как-то связано с Ахероном“… Дьявольщина, что же это? Какой-то новый проект? Чье-то имя? Или… название места, возможно, звездной системы или планеты?»
Он прищурился и привычно защелкал пальцами. Охотничий азарт, его единственная и всепоглощающая страсть, запульсировал в сознании миллиардом едва ощутимых иголочных уколов. След был взят, теперь наконец взят на все сто, и Роббо это чувствовал… знал.