Ледяная дева - стр. 16
– Ваша жена знала о романе с госпожой Кобцевой?
– Как не знать, знала, – через силу вымолвил собеседник.
– И как она относилась к данному факту?
– Как? Как? Вы словно насмехаетесь, задавая подобный вопрос! – взъерепенился Толкушин. – Да она же жить без меня не хотела… она же…
Толкушин вдруг замолк, в нем появилась настороженность.
– А ваша жена где находилась в это время? Вы видели ее вечером вчерашнего дня?
– Нет, мы не виделись.
– Но ведь вы ушли от Изабеллы, чтобы повидаться с женой, что же помешало вам?
– Моя жена покинула Петербург. По понятным причинам, она не могла находиться в городе, ей все было слишком тяжело. Я собирался писать к ней, послать за ней человека, чтобы немедля возвращалась.
– Скажите, а кто еще заходил в этот дом, кто мог посетить Кобцеву после вашего ухода?
– Кто мог посетить? – Сердюкову показалось, что пламень ревности метнулся в глазах купца. – Она жила нараспашку, многие приходили, ведь она человек театра, не монастырка! Но она не могла никого принимать на ночь глядя, без меня!
– А вы какие папиросы курите? – поинтересовался следователь, заметив, что собеседник потянул из кармана серебряный портсигар и нервно закурил.
– «Дукат».
– Нет, это, пожалуй, не «Дукат», – следователь вынул из кармана небольшой окурок, найденный двумя этажами ниже квартиры убитой. – Что ж, сударь, пока ясности в этом вопросе нет никакой. Вы оказались последним человеком, который видел Кобцеву живой. Ничего не хочу пока утверждать, но вынужден взять вас под стражу как подозреваемого в убийстве.
– Как я мог ее убить, если я ее безумно любил! – вскричал купец.
– Поверьте мне, сударь, поверьте моему опыту, данное обстоятельство иногда и является основным, решающим мотивом убийства!
Глава 5
Дверь хлопнула, замок лязгнул, и повисла тишина. Тимофей Толкушин в изнеможении присел на единственный находящийся в его распоряжении стул. Все, что с ним происходило, воспринималось как дурной затянувшийся сон, сон после глубокого похмелья, когда и впрямь привидится черт-те чего. Негодование от чудовищного подозрения и боль утраты одновременно вгрызались в его душу и рвали на части. И в этих страданиях совсем не оставалось места для еще одного существа, для его нежной и преданной жены Ангелины Петровны, о существовании которой он почти забыл в эти мгновения. Словно и не было ее вовсе, словно не прожили они бок о бок двадцать один год. А ведь он был влюблен. Ох, как влюблен, когда сватался! И не лгал, и не кривил душой, когда шептал юной купеческой дочке о своем чувстве, которое поглотило его сразу, вмиг, как только он увидел девушку.