Ледовые Корсары. Книга третья. Ледовая армия - стр. 6

Жилая клеть Динара была в двух перегородках от моей. Сосед. Пару раз мы болтали, а однажды он разоткровенничался и вывалил на меня свою историю. Признаюсь: не хотел я ее слушать и уж тем более чувствовать. Поэтому, пока он изливал мне душу, я старательно представлял себе танец полуголых красавиц на черно-красном снегу. И когда Динар затих, мы еще долго молчали, глядя на фонари нижней улицы. Мой собеседник считал, что его история меня тронула; я был рад, что он не эмпат. Это случилось две недели назад. Будто вчера и в то же время в прошлой жизни.

Война забрала у молодого парня правую руку и сделала из правой же ноги несгибаемую жердь. Шаманы да врачеватели сотворили чудо, когда вытащили его из объятий смерти. И молодой парень, который среди первых вступил в армию Добрых и отправился сражаться с демонами Черных Капитанов, уже через полгода вернулся назад изуродованным, никому не нужным калекой. Разум Динара так и не покинул того боя, где полегли его товарищи. Он все еще выл от боли там, на льду, среди мертвецов, перемолотых траками союзного ледохода. Обычная ошибка. Приняли за врага. Такая вот судьба.

Я ненадолго задержался, глядя, как стражники снимают окоченевший труп. Дурак. Нельзя победить пустоту внутри, нырнув в бесконечность.

Однако мысли о смерти не давали мне покоя всю дорогу до порта. Да и после я сидел за штурвалом кораблика и смотрел в Пустыню, думая о том, что ею, смертью, пахнет в этих оледеневших краях повсюду, от Южного Круга до невероятно холодных просторов на севере. Она скрывается в сокрытых снегом ходах зверей, таится за черными столбами путевиков. Смерть тявкает голосами голодных ледовых волков или же рычит, будто снежный лев. Она поджидает за ледниками на пиратских кораблях, и рассеяна гибельным холодом для путника, застигнутого бураном. Смерть здесь и так повсюду. Зачем же еще и самому ее множить?

Сквозь заиндевевшее стекло ледового штурмовика Пустыня меняет облик. От ее природной мощи, от зловещих тайн тебя отделяет всего лишь хлипкая оболочка зачарованной стали да измученное тысячами вьюг стекло. Дохлая преграда, но, странно, благодаря ей и белизна не так режет глаз, и дыхание навечно застрявшей в этих краях зимы не так обжигает. Я бы даже сказал – кабина штурмовика весьма уютное место, особенно в хорошей компании настойки на алом мхе.

Я приложился к обтянутой кожей фляге еще раз, впустив в себя глоток раздирающего нутро яда. Передернулся, но зато в голове чуть прояснилось. Дышать стало чуточку полегче, и, надо сказать, дурнота от вчерашнего ушла. Еще несколько приемов, и чуть угаснет тошнота духовная, а бедолага Динар перестанет маячить перед глазами жуткой культей и поникшей головой висельника. Я не хотел пускать его боль в себя, но он, собачья жизнь, все равно пролез.