Леди предпочитают брюнетов 2 - стр. 13
– Ну Вань, а я? – разочарованно, с обидой, протянула пьяная девица.
Он лишь недобро зыркнул на неё, и вышел вон. Девушка за ним из кабинки не последовала. Видимо, решила закончить начатое сама.
Каким тошнотворным было это стремительное соитие! И вообще всё вокруг. Надо уйти, воздухом подышать. На свободу нужно. Оделся, устремился к выходу, у вешалки в коридоре замешкался в поисках своих туфлей. Олеся выплыла из зала медленно, сонно глядя по сторонам и кутаясь в простыню. Растрёпанная, с припухшими от поцелуев губами. Несколько секунд они с Иваном молча глядели друг на друга, а потом она вдруг бросила ему с горечью:
– Значит уходишь? Ну и вали! – и убежала в комнату.
Иван ушёл. Внутри так муторно было, что выяснять отношения, которых нет, он точно не собирался. Тошнило, как в детстве, когда на качелях укачивало или в машине. Только за угол дома завернул, как сложился пополам и его вырвало. Чем-то горьким и зелёным. То ли желчь, то ли накопившаяся в нём за эту ночь грязь. На какой-то миг застыл, уткнувшись лбом в холодную стену здания. «Ритка моя, как же я так.. как…» Не думать. Это всё потом. А сейчас просто валить подальше отсюда. Иначе он задохнётся. Или выблюет собственное сердце, которому без Риты незачем биться.
Он как бегун у финишной ленты, или альпинист у самой вершины, вдруг рухнувший, почти достигнув победы. Рухнувший на бегу, в момент последнего рывка, на подъёме. И не просто на колени, а в самую чёрную бездну сплошного непроглядного отчаянья.
Поймал себя на мысли, что стал как-то циничнее. Напоминал этого хлыща Светлова. Как тот с Олеськой поступил… Иван думал и сам не понимал, что сегодня было – его использовали, или он использовал? Нужно позвонить Маргарите, но рука не поднималась достать телефон. Казалось, что она едва голос его услышит, всё поймет.
Чувство вины давило, выкручивало, рвало его изнутри. Рита, Риточка его, Ритка… Такая нежная, хрупкая, добрая. С ней нельзя так! Не мог он с ней так поступить! Не было ничего этого, не должно было быть! Не нужно было ему туда идти. В висках пульсировало. Голова от напряжения разболелась. Что ему делать? Как быть дальше? Как всё исправить? Сам на сразу понял, что плачет. Слезы щёки жгут. Ему было страшно идти домой. Хоть и знал, что её там нет. Позвонит по видеосвязи, в глаза ему посмотрит, и тут же возненавидит. А её ненависть – для него приговор. Смертный приговор. Потому что какая может быть жизнь без неё? Не жизнь, а жалкое существование несчастного человека. Ужасно хотелось сбежать. Из города, из страны. Сесть на поезд и укатить далеко-далеко. И в то же время невыносимо жгла потребность её увидеть. Убедиться, что всё хорошо, всё по-прежнему. Какой же он трус! Презренный и жалкий. Как миллионы таких же жалких мужиков, изменивших своим любимым по глупости, по пьяни, а потом до трясучки боящихся этой правды. Собственной тени боящихся. Иван взял телефон, увидел в чёрном экране своё лицо. Взгляд провинившегося пса. Заискивающий, унылый пёс, готовый лизать ноги хозяйке, только бы та его не прогнала.