Лебединая песня - стр. 10

Иоганн Генрих Песталоцци. Художник Ф.Г.А. Шонер.

Полвека я неустанно действовал, стремясь, насколько это было в моих возможностях, упростить средства обучения народа, в особенности их исходные начала. Я стремился внести свою лепту, помогая приблизить эти средства к пути, которым идёт сама природа, развивая и совершенствуя силы человеческой природы. Всё время я с огромным рвением трудился для достижения этой конечной цели, но, разумеется, брался за многое и многое делал очень неискусно, чем и навлёк на себя бесконечные страдания. До сих пор я, однако, переносил их со стойким терпением, ни разу не отказавшись от серьёзного стремления к своей цели. Поскольку жизнь моя так сложилась, я, с одной стороны, не мог не приобрести ценного опыта относительно предмета моих стремлений, а с другой стороны, должен был достичь и некоторых результатов, отнюдь не безразличных для друзей человечества и воспитания.

Мне теперь восемьдесят лет, а в этом возрасте любой совершает ошибку, если не считается с близкой смертью. С некоторых пор я стал ощущать это сильнее, чем когда-либо. Я хотел поэтому, не медля долее, представить публике как можно более ясный и определённый отчёт о накопленном мною в этом деле опыте, о своих достижениях и неудачах. Это и побудило меня дать моему произведению его теперешнее заглавие.

Друзья человечества! Рассматривайте его как лебединую песню и не требуйте от меня как писателя больше, чем я в состоянии сделать. За всю жизнь я не создал ничего цельного, ничего законченного, и моё произведение не может дать ничего цельного, ничего законченного. Уделите ему, такому, как оно есть, своё пристальное внимание и удостойте его во всём том, что есть в нём на ваш взгляд благотворного для человечества, своего человеколюбивого содействия и такого участия, которого заслуживает сам предмет, независимо от того, как оценивать личные мои стремления. Я ничего так не желаю, как того, чтобы меня опровергли во всём, что другие понимают лучше меня, и чтобы тем самым человечеству помогли лучше, чем сумел это сделать я.

Не знаю, нужно ли ещё добавлять, что человек в моём возрасте часто и охотно прибегает к повторениям, что даже чувствуя близость смерти, даже на смертном одре он не устаёт повторяться и до последнего вздоха не может досыта наговориться о предметах, всё ещё особенно близких его сердцу. И никто за это на него не обижается, напротив, обычно все бывают этим тронуты. Поэтому я надеюсь, что, принимая во внимание мой возраст и моё положение, мне простят, что на этих страницах я, с одной стороны, весьма часто повторяюсь, а с другой – очень многое забыл, что сюда несомненно относится и при других обстоятельствах было бы здесь помещено. Полагаю, что теперь мне остаётся лишь одно сказать: кто пожелает получить более подробные и определённые сведения о ходе моих педагогических опытов с тех пор, как я возглавил свои воспитательные заведения, того я попрошу прочесть выходящую в свет одновременно с этим произведением историю моих стремлений.