Лебединая песнь - стр. 171
– Нет, Зинаида Глебовна, дорогая: я останусь верна нашим дворянским традициям – девушка должна быть чиста не только телом, но и мыслями. Помните ли вы слова: «Гряди, голубица»[87] и «Сам благослови деву чистую»?[88] Она под венцом должна быть такой же голубкой, как мы с вами в наше время, а не как эти советские девчонки, о которых сами родители не знают, девушки ли они. Ни в каком случае я не приподыму завесы.
Ася просидела весь вечер и весь следующий день одна. Она не унывала, предвидя свою победу, и с нетерпением поджидала Нину. Желая более неожиданной и эффектной развязки, она не делала новой попытки доказать свою правоту. Сидеть было скучновато, тем более что иголку она органически не выносила. Желая развлечься, она напевала вполголоса все, что ей приходило на память.
В середине второго дня мадам, выходя в булочную, наткнулась в подъезде на высоченного рыжего детину в кепке, сдвинутой на затылок, с косматым чубом, выпущенным на лоб. Он стоял, запустив руки в карманы и тараща глаза на лестницу. Француженка покосилась на него, обошла сбоку и опять покосилась. Возвращаясь из булочной, она снова увидела его на том же месте.
– Le voilà![89] – сказала она себе, и закипело ретивое. Она замахнулась на парня корзиной. – А ну пошель! Пошель! Вот нашелься князь! Prince Dachcoff! Я тебе покажу, какой ты князь! Не лезь к благородной дьевушка! А ну – пошель!
Детина вытаращил глаза так, что они у него чуть на лоб не вылезли.
– Пошель! – наступала неугомонная мадам. – Наш дьевушка не по тебе! Ты – du простой[90], так и не льезь! Милиций вызовю! Вот нашелься князь!
Терпение рыжего детины лопнуло.
– Вот привязалась, заморская ведьма! – пробормотал он, отмахиваясь руками. – Какой я тебе князь?! Пошла вон, немецкая рожа!
От последних слов мадам взорвалась, как бомба.
– Я немецкий рожа?! Я?! Mon Dieu![91] Я француженка, парижанка! Я тебя в милицью, в милицью! – И она хлопнула его с размаха по физиономии. Детина бросился вон, очевидно считая, что имеет дело с сумасшедшей.
Явившись домой, мадам с торжеством изложила происшедшее Наталье Павловне, но последняя не была столь уверена, что личность противника установлена достаточно точно: она полагала, что человек, привязавшийся к Асе, был более интеллигентный.
Вскоре мадам, войдя к Асе, поставила перед ней очередной чай и хлеб и объявила, что уходит по делам и что бабушка задремала, а ей надлежит по-прежнему не выходить и штопать. Ася вздохнула: заключение начало ей надоедать.
– А как же мой урок, мадам? В шесть часов я должна быть в музыкальной школе.