Лавка красоты "Маргаритки" - стр. 2

– Как, – басистый голос хрипит, и шаи Милдору приходится прокашляться, прежде чем продолжить. – Как оно? Ничего?

Дядя Росм неодобрительно косится на меня, но отвечает учтиво:

– Ничего, ничего, – кивает, как болванчик, будто слов для ответа вовсе недостаточно.

Тем временем, пока мужчины обмениваются пустыми фразами, я складываю в холщовую сумку три яблока, пару помидор, баночку с кремом от морщин, а сверху укрываю её несколькими точёными огурчиками и пучком душистой мяты.

– Примите от нас подарок, – пряча улыбку, протягиваю городовому сумку.

Он премило краснеет – на щеках появляются розовые пятна, а на лбу испарина. Пытаясь наспех избавиться от второго, шаи Милдор проводит рукавом по лицу, затем почему-то смущается этого жеста и краснеет ещё сильнее. Даже на ушах виднеется бардовая полоска и по шее ползёт россыпь свекольных пятен.

– Что вы, не стоит, – начинает отнекиваться, хотя сам уже протягивает руку. И я, подойдя ближе под благовидным предлогом, быстро говорю:

– Используйте только на ночь.

Он кивает, улыбается как-то кривенько, через силу, и протягивает мне две серебряные монетки. Держит дрожащими пальцами и ждёт, что от платы откажутся. Но это он зря – кто ж в здравом уме отмахнётся от заслуженно заработанного? Уж точно не фея, пусть волшебной крови в ней лишь наполовину.

– Хорошего дня, шаи Милдор, – беру монетки, ловко прячу одну в неприметном кармане, а вторую несу дяде Росму. Чтобы поменьше хмурился, а то доживёт, я и ему начну мази от морщин варить. Правда, сомневаюсь, что эти мази он будет использовать по назначению, скорее уж начнёт швыряться ими в меня, чтоб неповадно было всякую непотребщину предлагать.

– Опять ты за своё, – ворчит дядя, когда городовой скрывается за широким основанием Башни Удачи, но от монетки не отказывается. И кровь лесного народа тут не при чём – дядя хоть и человек, а денюжку любит похлеще любой феи. Да что там феи, он в своём сребролюбии и с гномами мог бы посоревноваться. И выиграл бы, будь уверен.

Спустя какие-то четверть часа рыночную площадь наводнил разномастный люд. Господские служанки, зажиточные горожане и те, кому не так повезло со звонкой монетой в кармане. Они ходили, смотрели, громко судачили то обсуждая свежие сплетни, то пытаясь выторговать кусок пожирнее да по дешевле. Но беззаботнее всех выглядели воришки-карманники. На лицах улыбки, и походка эдакая ленивая-ленивая, а вот глазки так и бегают в поисках жертвы побогаче.

Я давно привыкла к этой суете, к тому, что кого-никого, а удастся обчистить ловкачам, и что этот кто-то будет голосить на всю площадь о вселенской несправедливости и о городовом, который только и знает, что свою долю в тёмных делишках имеет. Потому карманники никуда не деваются, а только множатся, аки кролики.