Ласточкино гнездо - стр. 6

Додумать свою мысль Вася, впрочем, не успел, потому что едва не навернулся на коварной ялтинской улочке, которая крутизной могла поспорить с любыми американскими горками, и чуть не выронил бутылки с нарзаном. Остаток пути до набережной он проделал, внимательно глядя себе под ноги и изгнав из головы все посторонние размышления.

На съемочной площадке он сразу же увидел, что Лёка расстроена, и подошел к ней узнать, в чем дело. Оказалось, что режиссер был недоволен, потому что не мог добиться от нее на крупном плане нужного выражения.

– Попробовал бы он Нине Фердинандовне сказать, что у нее выражение не то… – начал Вася, чтобы подбодрить Лёку, но она только потерянно вскинула на него глаза и отвернулась.

Подошел Светляков, забрал бутылки нарзана и понес их режиссеру с оператором.

«И вот он получается молодец, – мелькнуло в голове у помрежа, – а я вроде как и ни при чем».

Видя, что Лёка не расположена с ним разговаривать, Вася увязался за ассистентом.

– Саша, что сейчас снимать будем? – спросил Харитонов у помощника оператора.

– Просто море, – ответил тот, пожимая плечами.

Нольде покосился на неистовствовавшее солнце, тяжело вздохнул и снял жилет. В нескольких шагах от него торжествовал Володя Голлербах, выигравший пари. Федя тем временем уморительно разыграл короткую сценку совершенного отчаяния, закатывая глаза, заламывая руки и закрывая ладонями лицо. (Спор был на бутылку крымского вина.)

– Саша, дощечку! – приказал Эдмунд Адамович.

Но дощечка куда-то запропастилась, и Деревянко отправился ее искать. Оператор поглядел на море, прищурился – и какое-то новое выражение появилось на его лице.

– Борис Иванович! – окликнул он режиссера.

– Да?

– Вы видите?

– Что?

Не отвечая, Эдмунд Адамович сделал несколько шагов вперед и вытянул руку, указывая направление. Недоумевающий режиссер подошел к нему и тоже стал смотреть на волны.

– Какой-то лоскут, – наконец проговорил Борис, но голос его звучал неуверенно.

– Нет, – твердо ответил оператор. – Это мертвое тело.

– Утопленник? – вырвалось у собеседника.

– Наверное, но ему там не место. Скажите милиции, пусть его вытащат, чтобы он не портил нам кадр.

Эдмунд Адамович Нольде был кинематографистом до мозга костей, и, когда он находился на работе, никто и ничто в его представлении не имело права мешать ей. Именно поэтому Борис Винтер не стал указывать оператору, насколько неуместна его фраза, а лишь подозвал помрежа и объяснил ему, что надо сделать.

Дайте мне чего-нибудь побольше и поядовитее…

Из фильма «Шахматная горячка», 1925 г.