Ласточкино гнездо - стр. 13
– А чем вообще занимается автор? – бухнул режиссер.
– Автор-то? – Михаил приподнял брови, и на его худом лице появилось чрезвычайно ироническое выражение. – Он писатель. Сочиняет сейчас книжку, прославляющую ГПУ…
– Да? Ну, ну… Интересно, откуда взялось такое дурацкое имя – Тундер Тронк?
– Барон Тундер-тен-Тронк – персонаж вольтеровского «Кандида»[8]. Он был так богат, что жил в доме, в котором даже имелись окна и двери…
– И какое отношение это имеет к книжке Гризли?
– Никакого. Просто автор когда-то читал Вольтера, и имя застряло в памяти.
Борис прошелся по комнате, думая о чем-то своем. Сидя на стуле с пунцовой плюшевой обивкой, сценарист невозмутимо ждал.
Оглядывая жилище своего нового знакомого, режиссер везде натыкался взглядом на книги. Почему-то это возбуждало в нем доверие к Мельникову, и он решился говорить начистоту.
– Я думаю, – начал Борис, – мы должны сочинить свою историю.
Михаилу не очень понравилось слово «мы», потому что до сих пор он своего согласия на участие не давал и вообще считал, что экранизировать «Тундер Тронка» в принципе невозможно. Этот текст заслуживал только одного – кануть в необъятной братской могиле, которую великая русская литература уготовила всему бездарному, что пытается к ней примазаться.
– Я узнаю, какие актеры свободны, – продолжал Борис, оживляясь, – напишем сценарий под них. А Гриневская – красивая баба?
– Э… – осторожно протянул Мельников, – ну, в общем… Скорее да.
С его точки зрения, жена наркома походила на нэпманшу – этакая раскормленная надменная самка с совиными глазами. Но он еще не настолько хорошо знал Бориса, чтобы пускаться с ним в откровенности.
– Придумаем для нее роль, – заключил режиссер. – Откажется – возьмем другую актрису…
И он отправился на поиски актеров, которые не были бы заняты в красных эпопеях и могли через три-четыре месяца приступить к съемкам.
Первым, о ком подумал Борис, оказался Володя Голлербах. Они дружили много лет и работали бок о бок еще на самых первых советских лентах.
Впрочем, куда важнее дружбы было то обстоятельство, что Борис очень высоко ставил Голлербаха как актера и знал, что в любых обстоятельствах может на него положиться.
Сам Володя происходил из семьи обрусевших немцев; педантичный и по-немецки аккуратный в жизни, на экране он поражал взрывной кипучестью и мог изобразить кого угодно – хоть влюбленного недотепу, хоть расчетливого дельца, хоть мятущегося неврастеника.
– Тундер Тронк? – Володя вздохнул, на его интеллигентное лицо набежало облачко. – Боря, прости, но ведь это же халтура. Дрянь…