Ласточки - стр. 26
Мама плакала, и Глория, внезапно испугавшись, с трудом удерживалась, чтобы не вцепиться в ее ситцевое платье. На этом вокзале должно случиться что-то ужасное.
– Куда мы едем? – всхлипывала она.
Ей вот-вот должно было исполниться одиннадцать, но выглядела она девятилетней, особенно в своем остроконечном капюшоне.
– Никаких жалоб! Это все для вас! Я должна сделать для тебя что-то хорошее, а сама пойду в армию и выполню свой долг.
Она сунула в лицо дочери чистый платок:
– Сморкайся!
Глория не понимала, куда клонит мать, а Сид все время плакал и держался за ухо. У него всегда болели уши. Он был ее единственным братом. Правда, она не знала своего отца. Его имя никогда не упоминалось в их семье. А тот, кого убили, был дядя Джим. Он был отцом Сида. Но брат был слишком мал, чтобы это понять. А когда у него болели уши, он становился просто невыносимым.
Мама подтолкнула их к компании детей с маленькими саквояжами и газовыми масками, и они вошли в полный вагон. В поезде мест уже не было, и мать, испугавшись, неожиданно отошла в сторону.
– Черт! Придется ждать следующего, Глория, сходи в туалет. Никому не нужен ребенок с мокрыми трусами!
Что происходит? Ее жизнь полна тайн.
Сидя на большом деревянном сиденье унитаза в дамской комнате, Глория тяжко вздыхала. Зачем все эти посетители приходили к ним на Элайджа-стрит? Все эти тетушки, вечно заглядывающие к ним, мужчины, которые что-то хотели купить днем и ночью…
Интересно, что именно продавала мама? Это тоже оставалось тайной. Но она каждый раз подскакивала на кровати так, что штукатурка падала с потолка гостиной, где Глория забавляла Сида.
Она знала мистера Каммингса, который регулярно приходил по воскресным дням к ним домой. Когда они уходили в воскресную школу на Кларендон-стрит, он всегда давал им облепленные пухом леденцы от кашля и приказывал сунуть их в рот. Были и другие покупатели, которых она не любила.
Мама Лили Дэвидсон была парикмахершей и стригла клиентов у кухонной раковины. Фрида Пойнтер, та, что жила через дорогу, ходила со своей мамой по домам и продавала журналы. Они были верующими.
Иногда, когда Глория поднималась наверх, кровать мамы была смята, белье разбросано, и воздух был пропитан запахами духов и пота.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она однажды свою мать.
– Тебе этого не понять, любимая. Я делаю их лучше, – с улыбкой объясняла мама.
– Как доктор Фиппс? – допытывалась девочка.
– Что-то в этом роде. Я лечу их ноющие спины и другие болезни, – пояснила мама, и Глории после этого стало немного легче.
На детской площадке начальной школы на Кларендон-стрит Глория сказала Фриде Пойнтер, что ее мать доктор, и все стали смеяться.