Лароуз - стр. 39
В тех случаях, когда Эммалайн появлялась с приношениями, она видела, что сестра все понимает. Когда Нола открывала дверь, ее улыбка была деланой и кривоватой. Иногда перед тем, как принять еду, руки Нолы сжимались и разжимались, выдавая душевную муку. То, как тщательно Нола выговаривала слово «спасибо», выдавало отчаяние, которое заставляло Эммалайн отворачиваться и идти прочь. В машине она засовывала руку в карман и прикасалась к листку бумаги, на котором было написано: «Можешь взять его обратно».
Однажды, оставив еду на крыльце Равичей, незадолго до Рождества, которое предстояло праздновать без Лароуза, она не смогла уехать. Эммалайн вылезла из пикапа и пошла обратно к их дому. Может, поговорить с Нолой? Попросить разрешения хоть мельком взглянуть на сына? Она постучала, но сестра не ответила. Эммалайн постучала громче, потом так сильно, что стало больно костяшкам пальцев. Она знала, что Нола где-то в доме с ее ребенком и делает вид, что не слышит стука.
Лароуз услышал голос матери и узнал запах супа, который ему было не суждено попробовать. Нола продолжала читать книгу «Там, где живут чудовища»[50], пока стук в дверь не утих. Ее голос звучал хрипло и тонко.
– И все равно было жарко, – закончила Нола и закрыла книгу. – Хочешь, я прочту ее снова?
– Ладно, – произнес Лароуз едва слышно. Волна неясной грусти накрыла его. Он закрыл глаза и уснул.
– Интересно, существует ли ген стервозности? – задала вопрос Эммалайн, входя в свой дом после стояния на улице перед запертой дверью Равичей.
Сноу взглянула на Джозетт, и та произнесла:
– Неужели я слышу это от моей матери?
– Потому что если он существует, – продолжила Эммалайн, – моя сестра получила его от своей матери, которая была первостатейной стервой.
Девочки хмуро уставились на Эммалайн, отказываясь поверить, что их мать заговорила таким языком.
– Ее звали Марна. Она убила мужа и вышла сухой из воды. Конечно, он был основателем какого-то культа.
– Ничего себе.
Девочки протестующе замахали руками.
– Это бред, мама, – заявила Джозетт.
– Однако это правда, – возразила Эммалайн.
– Хорошо, мама, – энергично закивали Джозетт и Сноу, – но позволь тебе напомнить, что сказанное касается нашего деда.
– Ты, мама, говоришь слишком странные вещи. Я имею в виду, быть стервой – это одно, а убийство мужа уже не лезет ни в какие ворота. Ты что-то завираешься.
– Значит, вы не хотите слушать правду. Тогда чего вы хотите? – спросила Эммалайн.
– Мы хотим, чтобы наша жизнь стала нормальной, вот так, – изрекла Джозетт.
– Чтобы в ней ничего не случалось, кроме хороших вещей, – добавила Сноу.