Лапочка для Демона - стр. 30

Да и вообще… Настолько она неправильно сейчас выглядит, в этом дерьме. Настолько чужеродно! 
Эта бежевая тряпка словно пачкает ее! Унижает! 

Я, не задумываясь больше о своих действиях, подхожу, присаживаюсь на кровать и начинаю осторожно, чтоб не разбудить, снимать с нее платье. 

Лисенок сонно бормочет, переворачивается на спину.

Мои руки замирают прямо на талии, застывают намертво на нежной коже впалого животика с аккуратной ямочкой пупка. 

Черт… 

Плохая была идея. Очень плохая…

Мысли у меня в голове примерно такие, а вот руки… руки вообще не согласны с тем, что идея – плохая. 
По их мнению, прекрасная. 

Кожа живота под моими пальцами, нежная-нежная, теплая, ее хочется гладить, трогать без конца. Целовать. 

И я не могу остановиться. Наверно, впервые в жизни, отключаются панические сигналы мозга о том, что все неправильно. Что так нельзя. Она беспомощная и спит! Она столько пережила! Чего ты делаешь, скот? 

Нихрена не помогает… Потому что руки сами по себе работают, гладят, не останавливаясь, от них по всему телу острыми разрядами проходит удовольствие, кайф, самый чистый, самый правильный… 
Мои ладони нереально большие по сравнению с ее животом, закрывают полностью все от кромки маленьких, телесного цвета трусиков до полушарий груди. 

Облизываю губы, смотрю в ее спокойное лицо. Спи, лисенок. Я тебя только… Раздену. И все. Клянусь. 
Ведь для того, чтоб раздеть, нужно прикасаться? Да? Ничего криминального… Спи. 

Веду выше, собирая платье до груди. На груди. Выше груди. 

Ладони накрывают аккуратные холмики, и неожиданно под пальцами собираются в тугие вершинки ареолы. 

Выдыхаю. Черт… Ей холодно?                                                                                      

Согреть, может?                                                                                                                      

«Согрей, Игорех, согрей», - ехидно шепчет у меня внутри неизвестно, откуда взявшийся поганый внутренний голос. У голоса этого отчетливые интонации моего друга Питера, надо сказать, того еще бабника и потребителя. Правда, до встречи с подругой Лисенка, Ладой. 

Оскаливаюсь злобно, перебарывая в себе дикое желание еще задержаться на груди… «Согреть»…
Выше, освобождая поочередно каждую руку из плена лямок, наклоняюсь, чтоб вытащить из-под спины бежевую тряпку… 

И тут меня конкретно ведет.                                                                                                 

Лисенок одуряюще пахнет. Как тогда, в палате больничной, корицей, свежестью, сладостью какой-то вкусной и пьянящей.