Ладья тёмных странствий. Избранная проза - стр. 3
Борис Кудряков был фотографом – то есть человеком, занятым сведением собственной способности видеть к сериям бумажных карточек. Поэтому – в отличие от хлебниковской зауми (ориентированной на голос) или крученыховской сдвигологии (ориентированной на слух) – в текстах Кудрякова логично предполагать примат зрения (и его потери, связь которой с письмом концептуализирована Сандомирской).
Кудряковская проза – это повесть о прогрессирующей слепоте Гран-Бориса, запись долгого и мучительного процесса, радикально меняющего мир. Так расплывается бельмо, мутнеет хрусталик, отслаивается сетчатка; постепенная утрата зрения зафиксирована в череде формальных приемов.
Глаз перестает видеть отдельные знаки препинания:
страшно страшно всё время и если бы не надежда на непродолжительную болезнь а дети их некому кормить научатся лаять а жена будет спать с другим матрасом кровать в шишечках рожа в шишечках оставим пейзаж приходить к нему жаловаться ему а он тебе («Последняя часть первая»),
одни буквы сослепу кажутся совсем другими:
из-за острога на стержень («Встречи с Артемидой»),
по-над берегом боря («Встречи с Артемидой»),
пропадают отдельные слоги в словах:
в голове крутится слово паралепипед («1999 год»),
потянуло меня от всей этой загульной кати-поле житухи в сон («Встречи с Артемидой»),
исчезают пробелы:
Пятьдесятшесть год. Полввроде женский («Ибо иногда»)
– в результате чего слова склеиваются, образуя неологизмы:
Небосклад («Время жатвы»),
ураганы тьматьмы («Время жатвы»),
некоторые фрагменты текста глазам Гран-Бориса уже не различить – и они обозначаются длинными рядами точек:
Последний урок вежливости… когда с Фатумом закончено дрязгобоище. На эстраде мраморный подшейник… Нож вскроет грудину от горла до паха («Ладья темных странствий»)
или лаконичным индексом «ошибка»:
другие бродят по другим которые других не знали, ошибка, аттракцион светлой памяти материи («Последняя часть первая»),
и лобзания эти такие юношеские… – Ошибка. – …пробудили в ней женственный корень («Встречи с Артемидой»).
Сознательно отказывающийся от созерцания окружающего мира, Гран-Борис повторяет путь слепнущей после болезни маленькой О.; в самом конце такого пути его проза должна окончательно расплыться, исчезнуть, пропасть, свестись к некоему минимальному, нередуцируемому остатку. (Иногда кажется, что этим остатком будет таблица Сивцева – уникальный пример футуристической зауми на службе медицины, запускающий рефлексию о неизбежной потере способности видеть: Ш Б/ М Н К.)
Возможно, ситуацию Гран-Бориса и маленькой О., ситуацию слепо-глухо-немого концептуального персонажа, следует считать аллегорией не только письма, но и самой жизни в СССР – деформированном государстве рабочих и крестьян, несчастливо попавших под пяту новой бюрократии.