Лабиринт кочевников - стр. 16
– Ну, я догадываюсь, кто так действует, – тяжело произнес Сомов. – Но сам-то ты в своих словах уверен?
– Да понимаешь, там все было достаточно просто. В девяносто пятом меня отправили на полгода в Сирию – тесть помог, а то я ему вроде как глаза мозолил: ни карьеры особо, ничего. К тому же я в училище арабский учил. Ну, вроде как учил… я ж не военный переводчик в конце концов. Проторчал я два месяца в Латакии, а потом перевели меня на одну авиабазу к северу, там наши технари сидели. Ну и езжай, говорят, может, хоть они дело тебе найдут. Они нашли, конечно, – к вечеру с ног падал. Ну и однажды приехали к нам какие-то люди – полковник, два майора и с ними в штатском какие-то. Посадили меня в «уазик», дали старого прапора с автоматом – и вези полковника и одного штатского куда-то к границе. Куда они скажут. Что делать, поехали. Приезжаем в какой-то поселок, берем с собой араба с «дипломатом», едем дальше. Теперь уже он командует, ну, я понимаю кое-как. В языке уже ориентируюсь, слава богу, не то что раньше. Приехали мы… я так думаю, что на заброшенную французскую авиабазу: потому что бетонка древняя, песком почти занесенная, заправка полуразваленная, и два «Хьюи» американских стоят. Но без опознавательных и в серой какой-то раскраске, не пустынной.
– Это что? – резко перебил Сомов, до того слушавший друга очень внимательно.
– Вертолет… да ты его в кино сто раз видел. Про Вьетнам и все такое… двухлопастный такой, небольшой.
– Вспомнил, – кивнул Сомов. – Дальше…
– По краю бетонки палатки стоят бедуинские, богатые. Штук десять, людей не видно вообще. Вышел старый араб в галабее – именно араб, настоящий такой, не сирийский, я его вообще за саудовца принял, – поклонился, рукой махнул. Мои пассажиры подскочили и в палатку. Ну, я покурить вылез, по сторонам смотрю. А прапор мой психует что-то. Он дядька тертый был, Афган прошел… Хана нам, говорит, майор, хана теперь. Чую, говорит, хана. Зря мы сюда поехали. Давай, говорит, сдавай назад и, типа разворачиваешься, задом вон к той вертушке подъезжай. Ее заправили только что – видишь, керосин вокруг горловины блестит, засранцы заливали, – так смотри, до Ирака нам рукой подать, а если что, я и в Турцию дотяну. Там сдадимся, турки не выдадут. Мне аж дурно стало – только психа сейчас не хватало. Куда, говорю, ты полетишь, ты на нем летать умеешь? А он бледный стоит, в автомат вцепился. Я, говорит, и не на таком летать умею, и пусть там ротор в обратную сторону, справлюсь. Я ж Афган борттехником отлетал, навидался. Тут я уже посмеяться собрался, да не успел: выходят наши, за ними все тот же араб, кланяется, коробку со сластями полковнику в руки сует. Полкан ему тоже поклонился. Тот араб, что с нами был, с чемоданчиком который, он на переднее сиденье сел почему-то, а остальные – сзади. И поехали. Только не домой, а на восток куда-то. Полковник говорит: не волнуйся, скоро на трассу выскочим, на заправке полные баки нальем. Ну, я и не волнуюсь, по тропке какой-то еду, что мне… и вот тут самое интересное и случилось.