Лабиринт чародея. Вымыслы, грезы и химеры - стр. 69
Не испытав ни малейшего удивления, Бэлкот обнаружил, что смотрит разом в двух направлениях. И в одну, и в другую сторону на довольно большое расстояние, полностью лишенное обычной перспективы, простирался необычайный пейзаж, который пересекала прямая, сплошная, украшенная фризом или барельефом стена, состоящая из человеческих фигур.
Поначалу Бэлкот не мог различить, что именно там изображено, и видел лишь гладкие, перетекающие друг в друга очертания на фоне повторяющихся пятен, сложных углов и фрагментов других человеческих фигур, которые приближались или удалялись, иногда очень резко, откуда-то снаружи. А потом зрение сфокусировалось, и он все понял.
Этот самый барельеф целиком состоял из повторяющихся фигур его самого: они накладывались друг на друга, будто волны в потоке, и, как поток, барельеф был целостным и единым. Непосредственно перед ним и на некотором расстоянии в обе стороны его собственная фигура сидела в кресле, которое точно так же волнообразно повторялось. Фон составляли фигуры доктора Мэннерса в другом кресле и многочисленные изображения медицинского шкафа и стенных панелей.
Проследив барельеф – за неимением лучшего термина назовем это «по левую руку», – Бэлкот увидел самого себя: вот он пьет жидкость из старинного бокала, а Мэннерс стоит рядом. Чуть подальше – более ранний момент: на заднем фоне Мэннерс подает ему бокал, сыплет в вино плутониум, подходит к шкафу за пузырьком, поднимается с пневматического кресла. Все события, все позы, которые принимали доктор и сам Бэлкот во время разговора, были отражены в обратном порядке, будто перед ним предстал ряд каменных скульптур, убегающий вдаль в этом диком и неизменном пейзаже. Фигуры самого Бэлкота шли непрерывно, а вот Мэннерс время от времени исчезал, будто скрываясь в четвертом измерении. Как позже припомнил скульптор, в такие моменты доктор, видимо, покидал его поле зрения. Восприятие оставалось чисто визуальным: Бэлкот видел, как меняется у фигур – и его собственной, и доктора Мэннерса – положение губ, но не слышал ни единого звука.
Вероятно, самым необыкновенным в этом зрелище было полное отсутствие ракурса и перспективы. Со своего неподвижного наблюдательного пункта Бэлкот как будто разом охватывал взглядом абсолютно всё, но странный пейзаж и пересекающий его барельеф не уменьшались с расстоянием, а оставались четко различимым первым планом даже через много, так сказать, миль.
Дальше влево на стене скульптор увидел, как заходит в номер Мэннерса, а потом стоит в лифте, который едет на девятый этаж стоэтажного отеля, где жил доктор. Затем на фоне появилась улица, где мельтешили, сменяясь, лица и формы: люди, машины, куски зданий, перетасованные между собой, будто на старинной футуристической картине. Какие-то детали были видны четко, какие-то оставались размытыми и непонятными, едва узнаваемыми. Каково бы ни было их положение в пространстве и взаимосвязь, в этом текущем, но неподвижном временном потоке все перемешалось.