Лабиринт чародея. Вымыслы, грезы и химеры - стр. 60
Когда прошло довольно времени, Авиктес страшно огорчился, полагая, что заклинание не удалось; а я, полагая то же самое, втайне ликовал. Тогда мы допросили мумию Ойгоса, не ощутил ли он в комнате своими особыми мертвыми чувствами безошибочного признака или сомнительного указания на присутствие, нами, живыми, не замеченное. И мумия ответила некромантически, что ничего вокруг не было.
– Воистину, – сказал Авиктес, – нет смысла больше ждать. Вне сомнений, каким-то образом мы неверно поняли содержание надписи или неточно воспроизвели вещества, нужные для заклинания, либо точную интонацию. А может статься, что по прошествии стольких миллиардов лет тот, кто прежде мог ответить, перестал существовать или до такой степени изменился в своих свойствах, что заклинание ныне бессмысленно и ценности не представляет.
Я с готовностью согласился, надеясь, что на этом все и закончится. Потом, стерев кровавый треугольник и священный эллипс сцепленных Знаков Омора и отпустив Ойгоса на его обычное место с остальными мумиями, мы отправились почивать. И в последующие дни мы вернулись к своим привычным изысканиям, не заговаривая друг с другом о таинственной треугольной табличке или о неработающей формуле.
Как и доселе, дни шли своим чередом; и море ревело белой яростью и карабкалось на утесы, и ветра завывали вокруг о своем невидимом, гнетущем гневе, склоняя темные кедры, подобно ведьмам, кланяющимся под дыханием Таарана, бога зла. Завороженный новыми экспериментами и чарами, я было почти забыл неудачное заклинание и счел, что забыл о нем и Авиктес.
Ничего существенно не изменилось, подсказывало нам колдовское чутье; и ничто не тревожило нашей умудренной власти и спокойствия, которому мы полагали быть безмятежней царского. Считывая звезды в гороскопе, мы не находили в их аспекте никаких злых пророчеств; ни тени бедствия не являлось нам в геомантических гаданиях и в любых иных манерах предсказаний, к коим мы прибегали. И наши фамильяры, несмотря на свою отталкивающую и устрашающую смертные очи природу, в полной мере подчинялись своим господам в нашем лице.
Потом одним ясным летним днем мы гуляли, как нам было свойственно, по мраморной террасе за домом. В отливающих морским пурпуром мантиях мы прохаживались средь шумящих деревьев с их согнутыми, кривыми тенями; и там-то я увидел, как за нами по мрамору тянется голубая тень Авиктеса и моя собственная, а между ними – силуэт тени, не принадлежавшей ни одному из кедров. И я весьма испугался, но перед Авиктесом виду не подал и продолжил пристально наблюдать за тенью исподтишка.