Лабиринт №7 - стр. 7

«Как она каялась тогда, письма матери его писала. Убивалась. Убивалась? Все ли буквы в этом слове должны быть написаны? И потом…» – подумал и прочувствовал в себе липкую подлость обиженного подростка. Слушать в себе этот вздор было жалко и стыдно.

«Все это нас не касается, пока не касается лично нас…» – подвел он черту собственной злости и закрыл эту тему.

Что-то было еще, но он погнал от себя эти мысли…

А потом была ночь, и был день. И снова ночь, и ускользающая бессонница. И уютная подруга. Никакой дури и безысходности. «Не дождетесь! Выход всегда есть, – сказал он сам себе, – И вход, межу прочим, тоже!». Он сам придумывал новые проблемы. И постарался укутаться в них как в старое бабушкино одеяло. Почти получилось. Если бы не этот звонок.

– Это я!

– Догадался…

– Приезжай, пожалуйста. Нам надо поговорить.

– Сейчас я занят. – Наверное, это была ошибка. Наверно, надо было нестись, лететь, спасать свою любовь. Он встал в позу. Превратился в памятник «Лаокоон и его сыновья». Столб из соли. – Давай встретимся часа через три. Где-нибудь в кафе. Идет? Перезвоню и подъеду, куда скажешь.

– Я жду… – и слезы почти полились в трубку.

Что он мог сказать ей тогда: «Не уходи – я умру без тебя, – он еще не знал об этом. – Брошу все. Возвращайся. И будем вместе – только ты и я». Так не бывает. Есть еще близкие люди, родители, собаки, машины, дачи, круг общения, годы жизни – они имели право перевесить. Наверно, имели. Или нет? Сейчас уже не разобрать. Вернулась бы она тогда? Судя по сцене, которая разыгралась потом –пожалуй. Особенно, если бы встретились они в их старой комнате, и была постель. Но он не знал еще, что так хочет этого. Думал пройдет, как простуда – жарко и быстро. Пусть даже – как та болезнь, что прилепил к нему идол-африканец. Вылечился же.

Кто-то мудрый сказал: «Каждую следующую женщину года через три ты превратишь в предыдущую, потому что сам все равно остаешься неизменен.».. Жизнь – это привычка? Может быть и нет…

Он выждал положенный срок. Привел себя в порядок и нацепил темные очки. Позвонил, определил место. Сел в машину и поехал. Включил радио:

«Я снова слушаю дождь,

Я вижу эти глаза,

Я знаю, что ты уйдешь,

И, может быть, навсегда», – пел Агутин.

«Соответствую», – подумал он и вспомнил, как уже год (во спасение привычного быта) рассуждал про себя о том, что неплохо бы ей найти нового любовника – иначе им не расстаться. Он почти перестал говорить ей нежные слова и приносить цветы. Он хотел, чтобы она ушла. Думал, что хочет. Он не знал, как это тяжело – оторвать ее от себя – только с кожей и кровью.