Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников. Том 2 - стр. 49

1 августа

‹…› Вечером Лев Николаевич сообщил, что от нечего делать он взял оставленную мною на столе майскую книжку «Русской мысли», и так как там ничего не было интересного, то принялся читать статью Гольцева о Чехове[141]. Находит в ней интересными лишь выписки из Чехова; все же остальное, по его мнению, сделано крайне бездарно и неумело. О Гольцеве, как человеке, Лев Николаевич отзывается, что он симпатичный, исполнен хороших намерений и мыслей.

2 августа

‹…› Стали говорить вообще о русских либералах, и Лев Николаевич заявил, что «подлее русских либералов он ничего не знает» ‹…›. У нас сделалось обычаем, почти обязанностью ругать правительство за все его поступки. Но, стоит только правительству позвать нас, мы застегнемся в мундир и явимся; ругаем правительство, и у того же правительства просим места.

– Я знаю один случай. Три московских профессора (имен я не хочу называть) говорили что-то либеральное студентам. Об этом узнал попечитель Капнист. Всем известно, что Капнист – пьяница и дурак. Но, когда он позвал трех профессоров-либералов, они надели мундиры, поехали, ждали в передней. Он сделал им выговор, и они сами об этом потом рассказывали ‹…›.

4 августа

‹…› Сегодня графиня, убирая книги после Страхова в шкафы, спросила, можно ли унести и Тютчева. Я воспользовался этим случаем, чтобы обратиться к Льву Николаевичу за разъяснением его фразы, сказанной когда-то, что Тютчев для него выше Пушкина.

– Я перечитывал Тютчева, – сказал я, – многое превосходно; но все-таки я не могу понять, почему же он выше Пушкина? Ведь Пушкин несравненно шире Тютчева.

– Зато Тютчев глубже его.

– Итак, – продолжал я, – нужно измерить глубину одного и широту другого, чтобы определить, кто из них выше. Задача нелегкая!

Лев Николаевич улыбнулся:

– То есть как выше? Ведь и Немирович-Данченко широк: у него и поэмы, и стихи, и что вам угодно. Это не трудно. Сила Пушкина, по моему мнению, в лирических его произведениях, и главным образом в прозе. Его поэмы – дребедень и ничего не стоят. А Тютчев как лирик несравненно глубже Пушкина. Правда, у Пушкина нет таких пошлых патриотических стихотворений, как у Тютчева, хотя и у него «Клеветникам России» и другие.

5 августа

Лев Николаевич вышел к завтраку с новой книжкой «Русского обозрения». Там печатаются письма Аксаковых к Тургеневу[142].

Лев Николаевич начал говорить об Аксаковых:

– Как они самоуверенны, а в сущности, они не оставили после себя никакого следа. Литературная известность отца раздута, у него было лишь среднее дарование. Константин из них был самым интересным. Иван был талантливее, но Константин был чистая, благородная натура