Квиллифер - стр. 37
Я позволил себе опуститься в темноту. Все вокруг исчезло, я тяжело дышал, точно побитая собака. Уставшие мышцы отчаянно ныли.
Постепенно, сквозь боль, мир начал ко мне возвращаться – мир пылающего огня, скрежета оружия, звона бьющегося стекла, рыданий и криков. Я перекатился на бок и усталыми глазами оглядел город.
На фоне огня я смог разглядеть лишь башню Монастыря Семи миров, фантастическую башню Двора птицы Ворсянки и парапеты Нового замка. Откуда-то – отовсюду – доносились крики ужаса и боли.
Я приподнялся на локте.
Новый замок, средоточие королевской власти и резиденция лорда-хранителя, где помещался гарнизон королевских войск, пал – над вершинами башен развевались черные флаги. Вместе с замком исчезли мои надежды на организованное сопротивление. Я не мог присоединиться к армии, и теперь мне оставалось рассчитывать лишь на то, чтобы каким-то образом спасти свою семью.
Я сел и продолжил изучать город. В свете множества пожаров крыши зданий были видны, как днем, но улицы внизу погрузились в глубокую тень. В результате передо мной раскинулась карта города, черные улицы на ярком фоне. Я легко отыскал Овечью улицу: единственную линию, нарушавшую аккуратную решетку остальных улиц – по ней вели стада овец от Южных Ворот к Овечьему рынку, находившемуся рядом с площадью Скаркрофт.
Корсары подожгли соломенные крыши многих домов, вероятно, хотели выгнать жителей на улицы, чтобы взять в плен: однако не все крыши в городе были соломенными, и не все соломенные крыши успели предать огню. Сразу под парапетом, на котором я находился, я увидел старый покосившийся дом с соломенной крышей, до которой мог легко добраться – до нее было около пятнадцати футов. Слой соломы казался довольно толстым – новые покрытия просто укладывали на старые. Я поднялся на ноги, охнул от боли и прыгнул на крышу старого дома.
Мне удалось удачно приземлиться на солому толщиной в десять футов, и я упал вперед, широко раскинув руки. Оттуда я без труда перебрался на соседнее здание, крытое черепицей, после чего поспешил вперед вдоль южной стороны Овечьей улицы, перепрыгивая с одного дома на другой и огибая горевшие здания – мне очень повезло, что я мог это сделать. Крыши были так хорошо освещены, что я мчался к цели быстрее, чем во время побега от всадников Грейсона.
Благодаря свету пожаров я сумел быстро сориентироваться и поспешил прямо к своему дому – насколько позволяли подожженные дома. Надежда начала умирать у меня в груди, когда я увидел, как огонь лижет хорошо знакомые трубы, на меня вдруг навались усталость, руки и ноги потяжелели, и дым стал обжигать горло. Я побежал медленнее, меня охватило отчаяние.