Квестер - стр. 33
– Верно! Птиц нет! – лениво ответил Филгудыч.
Тестеру не давали покоя глаза этого мужичка: хитрые какие-то, изучающие… «Скрывает он что-то! – подумал он. – Только вот что?»
– И есть мне почему-то не хочется! – продолжал он терзать Тюлефана.
– Ну, что ж! Не хочется, так не хочется! Чайку вон попей!
– И раны не болят!
– Крепкий ты парнишка оказался!
– Так я умер или как?
Филгудыч молчал.
Раздраженный его поведением Тестер снова перебрал в памяти подробности своего пребывания в этом странном мире: «больничку-дурдом», погоню, выстрелы, остров…, а потом набрался смелости и, глядя в глаза старику, твёрдым голосом спросил:
– Тюлефан Филгудыч, а вы всю правду мне рассказали?
– А что, есть сомнения? – хитро улыбнулся Тюлефан.
– Есть! В Обители той стены были… как бы пластиковые, а перегородка – бревенчатая, как будто только что сделали из того, что под руку подвернулось. Народ там был весь… какой-то неприспособленный к жизни. Всё это как-то не вяжется с вековыми традициями. Временное какое-то! Дорог нет, а должны были бы быть! И ещё: ведь в меня попали пули? Так, где же раны? И почему, черт возьми, мне не хочется есть? – Тестер посмотрел на потухшую и уже остывшую трубку, про которую он почему-то забыл. – И курить мне тоже не хочется! Почему? Что вы молчите, ответить не можете?
В ответ на его праведный гнев Тюлефан улыбнулся уже другой улыбкой: какой-то открытой и, как показалось Тестеру, довольной:
– Извини, сынок! Проверял тебя на … сообразительность! Пришлось: сам ведь знаешь, люди разные бывают! Извини, а?!
Тестер нахмурился. Как-то не привык он к подобным проверкам. Да и не «сынок» он уже – сороковник в ухо дышит! Но потом подумал: «Ладно, проглотим! Зато теперь-то он расскажет?»
– Нормально. – ответил он Филгудычу. – Проехали. Только, пожалуйста, расскажите мне всё, а то я скоро с ума сойду! И ещё… – давайте впредь проверок устраивать не будем!
Филгудыч удовлетворенно кивнул, выпустил колечко дыма и начал говорить.
2
Паренёк, который явился причиной срыва операции по поимке Тестера, жестоко избитый Шамилем, волочился за основной группой, проклиная всё на свете: от злосчастного «ствола», произвёдшего злополучный выстрел, до родителей, которые произвели его на свет. Ему очень хотелось найти среди пацанов хотя бы одну понимающую душу, которая бы выслушала его историю, но братва враз прекратила с ним всяческое общение, как с «приземлённым».
«Ну, что я такого сделал? – спрашивал он сам себя. – Я же не виноват! «Ствол» сам выстрелил, там предохранитель сломался… я ведь просил дать мне другой, несколько раз просил…! – и, вытерев слезы, продолжал: – Всё равно этот мужик убежал бы – его же Старик увёл. Так что я – не причём! Не казнит же меня Владыка за этот чертов выстрел? Не должен ведь…»