Квази Эпсилон. Книга 3. Друид. - стр. 8
Дима еще раз оглядел свой интерфейс и убедился, что находится в виртуальности. Только в какой-то другой, отличной от Квази Эпсилон.
Жители ходили в простой холщовой или льняной одежде, развешивали у домов стираное белье, вокруг бегали и играли дети, размахивая деревянными мечами и палочками. Причем детская игра велась не только на улицах, но и в кронах гигантских деревьев. Но никто из взрослых не спешил ни снять, ни пожурить сорванцов за столь опасные игры.
Плинтус оказался за дверью и, завидев хозяина, начал по-кошачьи ластиться, стараясь лизнуть в щеку шершавым языком. А еще на улице, помимо женщин и детей, появились несколько мужиков. Они окружили двор землянки Димы. Из-за их спин вышел суховатый старик в сопровождении двух отроков. Вся троица была одета не так, как все остальные жители, поэтому Флинт определил их как жрецов или лекарей: балахоны с высоким воротом, с поясом из толстой пеньковой веревки, на котором висят различные вещи непонятного назначения и нож с коротким изогнутым лезвием. Из-за высокого ворота виднелись одни глаза.
У старшего, сухопарого старика, в одежде было одно отличие, выдававшего в нем главного: пуговицы из потемневшего серебра на воротнике балахона. У остальных его спутников пуговицы были костяными.
Старик и завел разговор, его голос по-старчески дрожал и слегка приглушался массивным воротом.
— Откуда ты, смуглый, и зачем прибыл на землю Росомах? — глаза у старика выцвели и слезились от старости.
— Я — Флинт, прибыл я сюда… — тут Дима решил немного соврать. — Не знаю, как прибыл, очнулся в лесу с Плинтусом, ну с енотом моим, услышал пение и окликнул девушку, а она… — Дима решил умолчать о видении. Кто его знает, какие порядки у этих ролевиков или аборигенов. Уж больно напрягало отсутствие никнеймов и уровней.
— А меч тебе зачем, если ты ничего скверного не помышлял? — старик прищурился и поджал губы в тонкую нитку.
— Так что мне, саблю нужно было выбросить? Так я и бросил, чтобы не пугать девку, и сейчас жалею, — попаданец подсознательно провел рукой по подсохшим шрамам и чудом не задетому заплывшему правому глазу.
В мыслях Дима сокрушался, что бросил свою саблю. Тогда бы ему было чем ответить тому оборотню.
— Мечу годно в ножнах быть, коли ничего дурного не умыслил ты, чужак, — дед гневно повысил голос и тоже как бы невзначай взялся за камышовую тростинку, висевшую на поясе из бечевки.
— Хотел бы я увидеть те ножны, что удержат «Шипы Акации тернового венца», — усмехнулся Флинт. Он сам много раз пытался сделать ножны, но сабля раз за разом разрезала их, словно простыню. — Сабля режет любые ножны, потому я и ношу ее в руках.