Кваздапил. Наявули - стр. 12

Круг замкнулся. Решение лежало на виду и казалось единственным.

Решать не хотелось. Хотелось уйти. Но я не мог уйти. Оставить Машку одну в квартире с любвеобильным шимпанзе и его ручным гамадрилом? Нет, досижу до конца первого акта (ну и словечко прилетело препаршивейшее) новой пьесы. Надеюсь, он (упомянутый гадский акт) будет один. Машка, конечно, мерзавка, каких свет не видывал. Мой сегодняшний позор – ее месть мне за приступы ханжества и рукоприкладства. Дескать, у нее от моих действий болела задница – пусть от ее ответа у меня душа поболит.

И она болит. Не передать словами. Как объяснить, что творится на сердце, когда за стенкой при достаточной слышимости младшая сестренка голосисто (опять же, во всех смыслах, как и в предыдущем препаршивейшем случае) развлекается с мешком денег высотой в метр с кепкой? Не понимает, поганка малолетняя, что ее бесстыжие закидоны мне как серпом по мужским достоинствам, как моральным, так и аморальным. Взрослость – не творить невесть что, а думать. Когда поймет?!

Руки сами тянулись к ремню, но решать проблему ремнем – бесполезно. Ремень – оружие тактическое, а не стратегическое, время упущено, воспитывать надо было раньше.

А самое главное – воспитывать нужно примером. Чем мне похвастаться? Все предыдущие годы я был такой же Машкой, только в мужском обличье, и с возможностями мне не везло. До тех пор, пока в моей жизни не появилась Хадя, я видел мир через те же очки, что и сестренка. Хадя показала пример иной жизни, и оказалось, что мир разнообразен, и некоторые его стороны с привычной точки зрения выглядят жутко.

«Всегда готовые к журьбе, поют все песнь одну…» Не хочу больше. Машка наказала меня за лицемерие. Пора взрослеть и мне. То есть, тоже начинать думать.

В холодильнике всегда, сколько я себя помнил, стояла открытая бутылка водки – для дезинфекции и удаления пятен. В одном из снов я ее выпил. Она оказалась на месте, это обрадовало: умом я еще не тронулся, все прежнее было сном, а сейчас происходит в реальности.

– Будешь? – Я поставил на стол бутылку, в которой плескалось на донышке, и достал два стакана.

Валера скупо мотнул головой:

– На работе нельзя.

– А я буду.

Не люблю водку, но сейчас мне было все равно, что пить. Просто требовалось выпить.

Налитое я опрокинул в себя залпом, горло обожгло, организм продрало до печенок. Закуской послужил соленый огурец, выуженный двумя пальцами из трехлитровой банки.

Захотелось еще. Я хмуро глядел на пустую бутылку.

Валера открыл титановый «дипломат», с которым не расставался, как Президент с ядерным чемоданчиком.