Кватро - стр. 46
– Не знаю, не знаю. Вот ты, осознанная, проработанная личность. И тем не менее, как ты говоришь, испытываешь влечение ко мне. Это импульс?
– Да, когда ты рядом, и я возбуждена, мне сложно осознавать свои процессы, обусловленные природным инстинктом. Есть что-то еще, кроме инстинктов.
– Вот, значит, и тобой кто-то движет.
– Да, и вот это из области сверхъестественного. Это чувство отверженности будет со мной всю жизнь. Может, я проживаю это чувство здесь, на Земле, потому что меня отвергли где-то там? Ищу безусловную любовь во внешнем мире, хотя она только во мне. Я – это Бог. Ух, чувство спирания внизу от ощущения божественности. Да, воистину, – мы любим не самого человека, а ощущения, рожденные рядом с ним и в его отсутствие, рожденные фантазиями, мыслями о нем, чувства и ощущения. Возбуждает не тело, а воображение.
Он появляется у Адимы в гостях все чаще и чаще. А она чувствует себя мудрой взрослой женщиной. Прямо как мама. А он постоянно торопится. Просто не может сидеть на месте. И не может быть в реальном мире. Адима может. Научилась. Эти встречи и вообще их связь затягивают, и она боится раствориться. Это уже было. Больше не надо.
– Я же знаю, что он не спасет меня, – страдает Адима.
И правда, мысль о спасении зашита глубоко в подсознании, и она надеется на чудо. Хотя реально понимает, что он не спаситель. И если она может четко осознать, что он не спаситель, вероятно, сможет описать спасителя. Кто будет для нее спасением или что? Каждый подсознательно ищет любовь, свою половинку, того, кто поймет и разделит тяготы и радости. При встрече эти ожидания накрывают с головой облаком фантазий. И каждый общается уже не с партнером, другим человеком, а со своей фантазией. От этого больнее всего разочарование. Можно сказать, что весь окружающий мир – это фантазия, воображение. Так проще всего и понятнее описать проекции на обывательском языке. Адима относится к нему как к своей слабости. Она знает, что рано или поздно эти отношения закончатся. У нее нет иллюзии, что они будут вместе до смерти. Хотя, может, здесь она как раз таки себя и обманывает. Заранее облегчает возможную боль отверженности. Как она сможет отказаться от своей слабости? Никак. И это в то же время пугает. И его день рождения, как у предыдущих близких, значимых людей. Блин, страшно представить. Какое с ним будущее? Адима не сможет его переделать, значит, должна принять таким, как есть. С его распущенностью, как он называет свою склонность к получению удовольствий. Но ведь и она склонна. Поэтому выбрала его, чтобы увидеть в нем свои недостатки и принять их. Она чувствует себя наполненной и автономной личностью. Как будто у нее все есть, и ей больше ничего не надо. Не хочется никуда торопиться, спешить. Эта гонка уже неинтересна. Неужели она повзрослела? Гонка чтобы выжить, чтобы успеть быстрее. А куда быстрее? Зачем быстрее? Успеть все до смерти. Но ведь так человек наоборот приближает смерть. Он не успевает жить. Почитать, поразмышлять, заглянуть внутрь себя. Что там внутри? Внешнее отражение внутреннего. Главное, не надеяться ни на что, не ожидать ничего от мира. Спасителя не будет. Все умрут. Так, может, пока жив, полностью отдаваться ощущениям и чувственному удовольствию? К чему себя ограничивать, обвинять в распущенности? Да и кто кидает эти обвинения? Мама, папа, близкие люди? Они любят осуждать, сами боясь распуститься. Они, как бутоны, всегда сжаты, ограничены и напряжены. Они сами подавляют в себе свои желания. И для чего или для кого живут тогда? Тяжело так. А другая крайность – вседозволенность. Например, евреи своих детей воспитывают именно так, у них слово «нельзя» при воспитании запрещено. Ребенку можно все. И в этих условиях отсутствия запретов ребенок сам делает выводы, что ему нравится, а что не нравится, что несет за собой боль, а что удовольствие. Все же должен быть баланс в этом.