Квартира за выездом - стр. 25
Нина стремглав бросилась по лестнице. Максим ждал её внизу, цедил сквозь зубы слова, которые стегали словно кнут. Нину никогда не били, и про кнут она читала в книжках. А сейчас – чувствовала на себе его обжигающие удары. Оказывается, словами можно ударить сильнее кнута.
– Ты зачем родне растрепала про свадьбу? Я ж не предложение делать пришёл, просто так зашёл, в гости. Хорошо меня там встретили, накормили сладко. Счастье твоё, что с матерью живешь, а то бы устроили они тебе ад…
Нина хотела сказать, что ничего такого не говорила, ни бабушке, никому. Но не успела.
– Вот поженимся, пропишусь у тебя, пусть попробуют жену мою обидеть. Зашибу! – грозно пообещал Максим.
– А вдруг они не согласятся – прописать? Вдруг в милицию заявят?
– А что милиция? Я сам милиция, ты забыла? Я имею право жить с женой, даже без прописки. Никто не запретит, нет такого закона. Со мной не бойся ничего, отобьёмся.
Нине «отбиваться» не хотелось, хотелось просто жить в узкой как вагон комнатушке, которая – их с Максимом и больше ничья.
– Врежем замок, чтобы дверь без стука не распахивали. Ну и родня у тебя! Мать такая же?
– Что ты! Мама совсем другая, она хорошая. Она у мужа живёт, а я… Я одна живу.
– Вот это поворот! – изумился Максим. – Одна живёшь, к себе не приглашаешь, в змеюшник этот привела.
– Я там на птичьих правах, там моя мама прописана, а я прописана в квартире отца. Он умер. Давно. А мама переехала к новому мужу. Мы почти не общаемся.
– Ясно… Повезло тебе с родней. Налетели бабы, будто куры на ястреба.
От Максима не укрылось, что при слове «куры» Нина сжала губы и побледнела. Это ей передалось от матери, у них в роду от ярости отливала от лица кровь, щёки и лоб покрывала мертвенная бледность, которую собеседник принимал за близкий обморок. Максим назвал её бабушку курицей. Как он смеет?!
Максим обнял её за плечи, заглянул в глаза. Глаза метали молнии. Максим спохватился, успокаивающе забормотал:
– Ну прости. Прости, Нин. Я же сгоряча… Я чего разолился-то? Ладно – меня оскорбили, я переживу. А тебя за что грязью облили? На фига такая родня? Слушай, а поехали к тебе? Поздно уже, соседи спят, никто не увидит, мы тихонько… Поехали, а?
– Нет, – твёрдо сказала Нина.
Другого ответа Максим не ждал, а потому не обиделся.
– Ну нет так нет. Тогда я тебя провожу, потом к себе поеду. А то темно уже…
Нина опустила голову и сжалась, словно от холода.
– Ты чего? Сказал же, провожу. Чего ты?
Нина не ответила. Бабы Зинина «страшилка» никак не хотела забываться и назойливо звучала в голове.
6. Бабка-косолапка
После визита «к родне» на душе было – как в пустой комнате, из которой вынесли всю мебель. Её, Нину, тоже вынесли. Выпроводили. Почти выгнали. Промучившись всю ночь, она так и не решила, как быть – с квартирой, с бабушкой и с наглой бабушкиной сестрой, которой, по хорошему, надо сказать… Нина так и не придумала, что она скажет Ираиде. Вернее, придумала, но сказать такое не позволит воспитание.