Квартальный харьковский релакс 2023 - стр. 10
На этом месте рассказа я у бабушки всегда спрашивала почему же и она не уехала. И бабушка отвечала, что у неё совсем не было денег, а на руках маленькая дочь и старая мать, а у той – у бойкой вдовы брата видать денежки сбереглись, откуда вытекала семейная конспирология, что собранное на выкуп из тюрьмы у неё хоть частично, но придержалось.
Дальше. Жена брата с двумя своими детьми попала последовательно в несколько лагерей для перемещённых лиц, что-то говорилось про Румынию, Германию, Англию, Канаду, а потом через Армянский Международный Красный Крест, который по всем закоулкам собирал своих – в Калифорнию.
Жизнь взяла своё, у нас в роду все красавцы, и моя американская тётя Катя раз пять очень удачно вышла замуж, обзавелась прекрасным домом, и ближе к склону лет ей захотелось навестить город детства – Харьков. Вот она и приехала.
Нас пригласили на встречу с дорогой американской родственницей. Бабушка вытащила с антресолей слегка поломанную мандолину своего пропавшего брата, он в юности любил на ней играть, и мы всей семьёй с этим сувениром отправились из Луганска в Харьков на фамильную сходку. Пообщались, нафоткались на цветной с разовой вспышкой диковинный тётин фотик и благополучно все разъехались.
Теперь же вернёмся к теме – моя мама агент внешней разведки КГБ.
Однажды на работе мою маму внезапно вызвали в отдельный кабинет, где крайне доброжелательный молодой человек в штатском пару часов общаться с ней на предмет её широких международных связей. По итогам беседы они совместно постановили: впредь если и когда с моей мамой выйдут на контакт службы всех/ любых иностранных разведок мира, то она немедленно оповестит об этом своего нового надёжного друга. Документ об этом был мамой там же в кабинете подписан.
К этой картине можно добавить, что моя мама этих орлов всю жизнь до трясучки боялась. И если я пишу "всю жизнь", то это с 1944 года – с восьми лет, потому что именно с этого возраста бабушка использовала её вместе со школьным портфелем для транспортировки простроченных заготовок для частного сапожника. Строчила она для него по ночам, потому что днями она строчила в артеле, но её зарплаты не хватало даже на еду. И зашуганый ребенок – моя мама тягала в портфельчике эти заготовки туда- сюда, очень боясь, что её с этим криминалом застукают. Так и выросла. А ещё бабушка очень боялась, что соседи настучат: она по ночам что-то много шьёт, что скрыть никак не возможно, из-за трескотни швейной машинкой.
Как поётся в шикарном эмигрантском романсе: "Вино и мужчины – моя атмосфера". А у моих мамы с бабушкой атмосфера – "Страх и голод".