Кузя - стр. 88
– Ты меня, святой отец, не агитируй! В Бога я и так верую, а что нам надо сделать – я понимаю душой! Поэтому мы сегодня здесь. Прежде, чем сюда вернуться, знаешь скоко передумал? А теперь вот, смотрите! – Мирошенко достал из кармана почти новую пачку «Мальборо», смял ее в руке, и бросил в урну, стоявшую у двери, – все, больше не курю! Как дал слово!
Кузьма и отец Михаил засмеялись.
– Ты молодец. Мирошенко. Если все искренне решили так же, то лично я рад за тебя и за вас, что у вас есть сила воли и вы способны переступить через свою «хочу». Расскажи о себе, а мы подумаем в какое подразделение тебя направить.
– А можно нам быть вместе с Димкой и Вовкой? Мы в Абхазии воевали вместе!
– А что ты умеешь делать на войне?
– А все умею: из РПГ стрелять, «Шмель» знаю, мины могу обезвреживать, снайпером воевать и в разведку ходить. Мы это делали. Но на этой войне у нас есть свой счет. Поэтому мы хотим быть впереди!
Кузьма задумался, почесал затылок, что-то нарисовал на бумаге, лежавшей перед ним на столе.
– Я думаю так! Говоришь, что и сапер, снайпер и разведчик? А ребята твои, Димка и Вовка?
– А что ребята? Они как я! Мы с Абхазии вместе. Нас было пятеро. Двоих своих братьев мы похоронили! – голос его дрогнул, а чуб свалился на глаза.
– А в каком отряде вы там воевали? – заинтересовался отец Михаил.
– А вы что, знаете, какие там были отряды? – спросил, потупившись, Мирошенко.
– А я там был с казачьим отрядом атамана Поливоды. Вас в этом отряде не припомню.
– Поливоду я знаю, они наступали у Пицунды. А мы были в батальоне Басаева и наступали на Сухуми. Так получилось, что попали к нему.
– У Басаева? – присвистнул Кузьма и посмотрел на отца Михаила, – и вы хорошо его знаете и его сухумский батальон?
– Так я что и гутарю! – стал горячиться Мирошенко, – и Черного Идриса знаем, и Большого Мурата, и всех его ребят знаем. Не один месяц были вместе. Но там и зародилась наша ненависть к ним. Черный Идрис расстрелял по приказу Басаева наших братьев Борю Широкого и Славу Михайленко. Я считаю, что просто так, ни за что. Борю за то, что тот не захотел пленного грузина убить, а Славу за то, что отказался мины в школе ставить. Мы трое еле ушли тогда от них. Он хотел и нас тоже там положить. Опасны слишком мы становились для них. У них есть понятие кровной мести! Так он понимал, что, оставшись живыми, мы становились его кровниками и будем мстить за Борю и Славу. Не ушли бы тогда вовремя, и нас бы зарыли вместе с нашими ребятами. А теперь они наши кровники. И Басаев это знает!
Отец Михаил вздохнул, и спросил: