Кузя - стр. 50
Кузьма скинул свои военные ботинки, надел тапочки, поданные отцом.
Он посмотрел на отца и увидел, как тот постарел. Голова отца была вся седая, лицо в морщинах, губы тряслись, видимо, от волнения.
– Пойдем в комнату! – скомандовал он Кузьме.
В комнате отец открыл бар и достал припасенную им, видимо, для случая, бутылку «Столичной».
– Батя, не надо! Ты же знаешь, что я не пью! – смутился Кузьма, – да и тебе я сам привез дальневосточную, женьшеневую, лечебную.
Кузьма притащил быстро свою синюю сумку из прихожей, расстегнул ее и стал доставать на стол подарки для родителей.
– Вся водка лечебная, но в меру! – ответил отец, рассматривая протянутую ему бутылку. – Это не женьшень, а так, корень какой-то засунули! Я женьшень видел – мы его в тайге встречали, когда на Амуре жили. Отличная вещь, настойкой любую рану помажешь, за день заживает.
Кузьма снял тапочки, вытянул ноги и расслабился. А сильно постаревший отец суетился, накрывая на стол тарелки, вилки, ножи.
– Как не пьешь, сынку? Совсем-совсем не пьешь? А за встречу? Ведь сколько лет не был?
– Лет восемь, наверное, батя!
– Ты смотри и, действительно, вроде при советской власти был последний раз. В черной шинели, в черной форме приезжал. А сейчас в какой-то потертой куртке приехал. Что, турнули тебя с флота? Ничего сейчас не надо этим аспидам!
А мать уже несла с кухни на стол все, что, наверное, было припасено на черный день.
Кузьма вручил подарок матери. Мать примерила кофточку и расцеловала Кузьму.
– Во, какая моднючая! Станишные бабы рты пораскрывают, небось. С востока привез, сынок?
– Конечно! – покраснев, проговорил Кузьма.
Отец покрутил приемник, послушал крики петуха на будильнике.
– Добрая штука, гарно кричит и кочета не надо никакого! – покашлял он в большие прокуренные усы, – но токмо мне ента штука без надобностев! Хотя, спасибо тебе, Кузя, и низкий поклон! Я же встаю без будильников и петухов по внутреннему убеждению и необходимости. Но все равно уважил интересной штуковиной.
Сказав это, он потащил копченую рыбу, завернутую в плотную коричневую бумагу, на кухню.
Наконец переполох закончился, и они уселись за стол.
– Так ты, сынку, так пить и курить не научился на своем корабле совсем? – начал отец, разливая по рюмкам столичную.
– Нет, батя, извиняй! Не научился!
– Да чего ж извиняться, Кузя! Раз так решил жить, пусть так и будет. Были и в наше время, и на фронте такие чудаки. У нас даже один был один в разведке, не пил и не курил. Дмитрием Лесниченко звали. Его первым и убили немцы, когда нас в Карпаты перебросили. В первой же разведке. А мы за него подняли рюмки, помянули, а вот наливать в его стакан не стали, только хлебом накрыли. Хороший парень был с Краснодара, учитель школьный. Тогда это было редкостью. Хотя запах табака в лесу распространяется на сотню метров. Могут и обнаружить в разведке. Прав был этот парень.