Кузьмич - стр. 20
ПРОВОДЫ. ОТЪЕЗД.
На следующий день мы собирались. Оказалось, что чтобы уложить в чемоданы все подготовленные вещи не требуется много времени. Дети прониклись серьёзностью момента и не мешали. Несколько раз разговаривали с родителями. Мы чувствовали, что они откровенно огорчены, хотя старались этого не показывать. Договорились назавтра собраться у моих и отпраздновать день рождения мамы. Сестра тоже обещала приехать. Все были точны и в 2 часа уже сидели за столом. Толя тоже подгрёб, так как жил в 20 минутах ходьбы. Все были оживлены, обменивались мнениями по поводу и без повода. Мама вела воспитательные беседы с внуками. Тёща ревновала её к ним, а тесть никак не мог оторваться от отца и донимал его вопросами о политике. Отец был, как всегда, прямолинеен и непреклонен в том, что касалось личности Сталина, но заметив, что муж дочери, семью которого затронули репрессии, прислушивается, уводил разговор на международную политику и шахматы. Любое застолье заканчивалось импровизированными турнирами. После первой выпитой пришлось доложить обстановку в целом и затронуть такие детали как быт, школа, цены и наличие товаров в австрийских магазинах. А после второй под заливную рыбу посыпались советы. Когда первая волна советов схлынула, появились пельмени. Эти известные всему миру и непревзойдённые маленькие шедевры, начинённые мясом, заслуживают отдельной книги, сонетов, од и всего того, что потом всю жизнь напоминает нам почему-то о детстве, хотя настоящее удовольствие от них мы получаем, став взрослыми. В маминых рассказах они всегда присутствовали, их умели готовить и мои бабки, и мои прабабки. И мама их «ваяла» со всей присущей ей старательностью и наши похвалы принимала заслуженно и с гордостью. Отец тоже принимал участие, раскатывая тесто. Мы это знали и в тостах отмечали его заслуги. Единственный недостаток – это невозможность соблюсти чувство меры, и проглоченные несколько десятков этих маленьких вкусных помпончиков вечером мешали заснуть, что было неожиданностью. Выводы, конечно, были сделаны, а потом всё повторялось снова. Отец пытался нас веселить, читал свои стихи, нелепые, безразмерные, но полные чувств, так он считал. Мама грустно смотрела на меня, но делала вид, что всё нормально. Нормально не могло быть, так как мы уезжали далеко и могли увидеться только через год и то, если повезёт. Но мама никогда не плакала, во всяком случае, я не видел. Сестра громогласно шутила: «Вы служите, мы вас подождём, а вдруг и приедем, кто знает». Разошлись поздно, обнялись, слов не было. Никогда я так далеко и надолго не уезжал. Тести вообще были в панике, но вида не подавали. Договорились, что никто на вокзал не поедет, грусть и так была непереносимая. Дома дети сразу рухнули, а мы, проверив документы и багаж, ещё долго говорили о том, о чём уже сто раз беседовали. Люда была необычно вздёрнута, волновалась, о сне не было и речи. Ну, ничего, всё равно поезд завтра вечером.