Кутузов. Книга 2. Сей идол северных дружин - стр. 35
– Какое великолепное зрелище! – восклицал он, обращаясь к свите.
Глядя на него, Кутузов думал: «Сколько от отца Павла Петровича в этом воспитаннике гуманного Лагарпа[5]».
Главнокомандующий лишь изредка напоминал о себе. Но когда испросил у государя приказаний относительно движения армии, то в ответ услышал:
– Это вас не касается! Вы лучше объясните мне, зачем войска устраивают после себя пожары…
Да, путь союзной армии обозначался на всем протяжении жаркими кострами. А ведь согласно плану движение войск желали скрыть от неприятеля. Лишь только колонны свернули с Брюинской дороги, смолкла музыка, не стало слышно ни песенников, ни барабанного боя. Но едва солдаты трогались с места, как в двух или трех местах позади начинал густо клубиться дым, и вскоре огонь охватывал один за другим все шалаши, пожирая их дотла.
– Не наши причиной, ваше императорское величество, – почтительно объяснил Кутузов. – Я строго приказал соблюдать с огнем крайнюю осторожность. Это австрийцы жгут последнее добро своих земляков. Вероятно, от досады на их скупость. – Он помолчал, пожевал губами и, успокаивая касанием пухлой ладони своего вороного аргамака, добавил: – Таких сигналов у меня не было во всю ретираду. А у цесарцев, по-видимому, обычай освещать свое наступательное движение…
После этого разговора казачьим отрядам было повелено объезжать покинутый армией лагерь и заливать костры. Пожары прекратились, однако продолжались грабежи: в этом походе жители потерпели более всего от собственного войска.
Сергей Семенов не раз наблюдал, как австрийские солдаты таскали в лагерь разную домашнюю утварь, а также большие перины, одежду, тюфяки, подушки и устилали ими шалаши. Во многих деревнях они разбирали на дрова дома, выбирая самые лучшие. Русские тут были ни при чем…
19 ноября, к вечеру, миновав местечко Аустерлиц, колонны подошли к высотам Працена и остановились у подошвы горы, среди виноградников. Несколько часов протекло в ожидании. Отлучаться из строя и разводить огни было настрого запрещено; солдатам позволили лишь прилечь, каждому на своем ранжире.
Мрак наступившей ночи и могильная тишина, кажется, предвещали близкую грозу. Ярославцы догадывались, что пришел час расплатиться с французами. Они ожидали генерального сражения, точно это был светлый праздник.
– И сон не берет, кабы скорее переведаться со злодеями… – говорил Мокеевич. – Ведь неспроста батюшка наш поворотил назад! Он, наша надежа, порядком отбоярит Бонапартию!..
Солдатам было невдомек, что их надежа – Кутузов состоял под распоряжением немецких голов.