Кушаны - стр. 8
Над кострищами уже висели котлы. В них готовился походный суп: вяленое мясо распаривалось в воде вместе с кореньями и пшеницей. На поверхности варева расплывались жирные бляхи растапливаемого курдючного сала.
Слуга поставил перед ним чашку горячего супа. Тонкая кость бараньей ноги торчала из желто-коричневой похлебки, скрывающей под собой распаренное мясо и пшеничные зерна.
Куджула сглотнул – знатный у него ужин! Аромат мяса, сдобренного степными травами, пробуждал аппетит. Куджула поднял чашу. Капли жира качнулись на поверхности супа. Втянув его в себя, царь обжегся, но не опустил чашу. Густой бульон согрел изнутри, от его тепла даже тяжелые думы поблекли.
В такие минуты Куджула часто вспоминал ведунью – свою прабабку, которая потчевала его чудесными варевами и приговаривала: «Поешь, Киоцзюкю, поешь, и все проблемы увидишь в другом свете». Сколько лет прошло, а он помнит ее заветы! Помнит и следует им!
Из уст бабушки-ведуньи он узнал историю своего рода, услышал трагическую истоию о герое юэчжей – славном ябгу гуйшуане, который боролся с сюннами. Они вытеснили юэчжей с родных земель у излучины Желтой Реки10. Всем племенам пришлось покинуть обжитые места, когда коварные сюнны убили ябгу и раструбили на весь мир сказку о том, что предводитель сюнну сделал из черепа ябгу чашу и пил из нее вино.
От того рассказа в сердце маленького Киоцзюкю осела липкая горечь. Он видел в кошмарных снах отрубленную голову ябгу с потухшими глазами. Его губы шевелились и, прислушиваясь к утихающим звукам, доносившимся из мертвого рта, Киоцзюкю слышал мольбу о мщении.
Но юэчжи нашли себе место среди племен и народов и обосновались за Яксартом11, на северных территориях Бактрийского царства, подчинившись его правителю. Когда он умер, огромная территория Бактрии была расчленена на владения, правители которых не находили общего языка между собой. Юэчжи пошли на Бактрию. Конница кочевников побеждала бактрийских князей одного за другим, и в конце концов они подчинили себе всю Северную Бактрию.
Киоцзюкю стал мужчиной, стал отважным воином. Он был одержим идеей мщения за свой народ, за обезглавленного ябгу. Но месть не вела к процветанию рода, она могла погубить будущего князя в самом начале жизни. Ведунья видела в нем силу ума, силу убеждения. Да и ветер приносил шепот богов об особом будущем молодого ябгу. Ветер дул не на восток, где остались земли предков, а на юг – к богатым караванным тропам, к славе и процветанию.
В один из летних дней, когда утро ворвалось в шатер ярким светом вместе с пением птиц, ржанием коней, людским говором, старая ведунья подняла юного Киозюцю коротким приказанием: