Кушаны - стр. 10
– Потерпи, – ласково погладив его по взмокшей шее, прошептал Киоцзюкю.
Конь недовольно всхрапнул.
Они пошли вдоль реки. Киоцзюкю вглядывался в ее бурное течение и недоумевал: «Что взбрело старухе в голову? Зачем нам на тот берег? И ведь не говорит ничего!»
Киоцзюкю чувствовал раздражение. К тому же хотелось пить. Он же не конь! Ему можно! Он снял кожаную флягу с пояса, открыл ее, приложился к горлышку. Вода охладила пыл, раздражение утихло. Вороной дошел до места, где река выкатилась на мелководье и разделилась на несколько рукавов. Даже ее говор изменился на журчащий! «А ведь старуха знала, что есть здесь такое место!» – догадался Киоцзюкю.
Он направил коня к воде; спешившись, подвел его ближе и дал напиться. А сам приглядывался к течению реки, отмечал ширину рукавов и островки, и более пологие выходы на них. «Здесь переправимся!» – решил он и, вскочив на спину коня, помчался назад к ведунье.
Вода, журчащая жаворонком на мелководье, навалилась всей мощью в узкой и глубокой протоке. Конь ведуньи, только намочивший ноги в начале переправы, вытаращил глаза и косил на настырного поводыря испуганным взглядом. Киоцзюкю шел по дну, держа в поводу двух коней. Ведунья сидела на своем ячменном, пригнувшись к его шее, шепча то ли ободряющие слова, то ли заклинания. Киоцзюкю поплыл, уцепившись за гриву вороного, повод пегого натянулся. Молодой ябгу дернул его – нет времени на ласковое обращение! – река понесла всех по течению. До берега рукой подать, а грести невозможно, только надежда на вороного – вытянет за собой, хватит сил одолеть стремнину! Пегий, вняв мольбам хозяйки или настырной силе молодого воина, поплыл, держа голову высоко над водой, орудуя ногами как в галопе. Вот и дно под ногами, но не встать – река не дает, тянет за собой, гудит, как орава демонов! Киоцзюкю удалось сделать пару шагов, вороной укрепился передними ногами, оттолкнулся задними и почти выпрыгнул на берег, но размытый край земли обвалился под его тяжестью. Однако конь справился – удержался, и в следующем прыжке выбрался наверх. Киоцзюкю выполз за ним и потянул повод пегого. Ведунья совсем легла на его спину, обхватила шею изо всех сил, на какие была способна, сжала крутые бока коленями. Конь вышел на берег и встал как вкопанный. Вода ручьями стекала с лоснящихся ячменных боков, грива повисла волнистыми прядями. Киоцзюкю подбежал к старой женщине, помог слезть. Несмотря на все бесстрашие, ее трясло мелкой дрожью.
– Я костер разведу, – накинув на бабушку кожаный ачкан12, Киоцзюкю усадил ее под камень с подветренной стороны и бросился собирать хворост.