Куропаткин. Судьба оболганного генерала - стр. 17
Прошедший кровавые испытания Венгерским походом 1849 года и Крымской войной, награжденный за храбрость орденом Святого Владимира IV степени с мечами генерал Ванновский, принимая под свое командование Павловское училище, прямо и сурово заявил новоиспеченным юнкерам: «Я вас заставлю уважать строй и выбью из головы все бредни, не отвечающие требованиям военной службы».
И действительно, он сразу дал училищу тон и направление, которые не смогли вытравить следовавшие за ним начальники, менее его умные и гораздо более слабые.
Основанием деятельности Ванновского стало неукоснительное соблюдение воинского долга и дисциплины. Идеальный пример исправности по службе и полной самоотдачи он стремился подавать сам, присутствуя по возможности на всех учебных занятиях юнкеров, постоянно обходя все казарменные и аудиторные помещения и проявляя всюду, особенно по строевой части, повышенную требовательность. К сожалению, последняя нередко омрачалась грубостью, как воспринятой им в той суровой служебной школе, которую он прошел в молодые свои годы, так и вытекавшей и в вспыльчивости и несдержанности его характера.
«Ведь я собака, не правда ли, – признался он однажды одному из своих ближайших сотрудников по училищу, – я всех кусаю, никому дремать не даю, а потому и порядок такой, какого, может быть, ни у кого нет. Когда вы будете начальником, советую вам также быть собакой».
Порядок при СВИРЕПОМ Ванновском в училище действительно был образцовый, исключительно благодаря его неустанному и неусыпному контролю, надзору и беспощадной требовательности. Особенное значение он придавал своим приказам, в которых безжалостно наказывал, карал, а иногда и ернически высмеивал юнкеров, внушая им, что
«будущему офицеру нарушать правила, теряться, а тем более лгать – непристойно».
Свои приказы он никогда не отменял, держась наполеоновского правила «Ordre contre ordre est toujours desordre», а в редких случаях, если в приказах была допущена ошибка, предпочитал лично извиняться перед незаслуженно обиженным.
Крайне недоверчивый и подозрительный, он трудно сближался с людьми, а как властный человек, и не искал этого, предпочитая, чтобы его больше боялись, чем любили. «Любовью своей, – говорил он, – кроме тех, кого я сам люблю (а таких немного), я вполне пренебрегаю; Звигателями большинства служат только личный интерес и страх; вот я на этих струнах и играю».
И потому при нем из училища, при самых строгих его требованиях, было исключено юнкеров меньше, чем при его снисходительном преемнике – генерале Пригоровском, а к своим бывшим питомцам он всегда хранил и проявлял чувство сердечной привязанности, всячески им помогая и содействуя по службе.