Курай – трава степей - стр. 37
– Как же я могу что-то спечь из зерна, если его ещё смолоть надо, – сказала дочь.
– При желании можно и в ступе столочь, после на сито про- сеять и пеки на здоровье: хоть и не первый сорт мука, но мука всё – таки. Варите в чугуне, оно-то так надёжнее будет.
Отправляясь к родителям, всякий раз, насыпала в кувшин зерна и относила им. Семья деда Филиппа разрослась: у Ивана, брата Любовь Филипповны было уже четверо детей, самому старшему Ванечке шёл шестнадцатый год, Таисии было девять, Катеньке четыре года и самой меньшенькой Марии два годика. Однажды, когда она принесла пшеницу в очередной раз, отец отозвал её в другую комнату и стоя на пороге, строго спросил:
– Любка, ты, где зерно берёшь?.. Ты с огнём не шути! По краю пропасти сама ходишь и нас под беду подвести можешь!
Дочь не стала лукавить и изворачиваться, а взяла за локоть отца и увела в дальний угол горницы, где под стеной стояли лавки, а в святом углу расположился иконостас с большой мер- цающей огоньком лампадой. Усадила отца на лавку, сама села с боку и немного наклонившись к его плечу, стала тихо рассказы-
вать, всё как есть. Когда она умолкла, отец ладонями хлопнул по своим коленям и сказал громко:
– Ох и шельма же ты Любка!.. какая с мальства была – такой и в жизни осталась!
Жизнь текла своим чередом. Начало зимы ещё не успело поставить людей на грань жизни и смерти, но первый звонок прозвучал как раз в канун нового тридцать третьего года. За вы- павшим снегом последовали морозы: по улицам села разъез- жали на санях, и казалось, только радуйся этой прекрасной зим- ней погоде, как это всегда бывало в прошлом да наслаждайся жизнью, радуясь предстоящим новогодним праздникам и рож- деству Христову сидя за праздничным столом. К великому со- жалению и большой беде народу было не до праздничных ве- селий. В одно декабрьское утро: как только рассвело и в небе засияло морозное солнце, по селу разнёсся женский голосистый крик случившегося горя – потому что крик этот говорил сам за себя. А спустя немного времени к тем вначале редким голосам присоединилось множество других подобных истеричных. На- род выбегал из хат, спрашивая друг друга, что случилось. Тол- ком никто ничего не знал, а в это время в восточной части села всё нарастал голосистый женский плачь. Собаки во всей округе вначале лаяли и рвали цепи: завыла одна, а за ней подхватили остальные. Теперь даже жуть брала: собачий вой смешался с людским криком. Любовь Филипповна услышав недобрый шум на улице, быстро оделась, выскочила на середину улицы и, ото- двинув край платка, освободив ухо, стала прислушиваться к тем дальним голосам, которые доносились со стороны окраины се- ла. Мимо на полном галопе проскакал всадник, она было рот открыла прокричать ему и спросить о случившемся, но того и след уже простыл. Впереди видела, что народ бежит в ту сторо- ну, откуда крики: оглянулась – улица пуста, значит поздно вы- шла я – подумала она – и устремилась за всеми. По пути из дво- ра выскочила родственница по мужу Мария, у которой на бегу она спросила: