Кумир - стр. 7
– А как же съемки?
– Милая, без нас не начнут… Тише… тише… тише…
Снято!
Снова дождь. И снова не по сценарию. Кира сидела все в той же белой рубашке. На том же подоконнике. Через пять минут ее убьют, со стороны левого кармана расплывется огромное пятно фальшивой крови, а он будет с невероятной правдоподобностью прижимать к себе ее тело и повторять: «Господи… не ее… не ее… не ее». На этот раз Кира по-настоящему ждала момента своей киношной смерти, потому что ей очень хотелось оказаться в его объятиях. В том, что сцена все никак не удавалась, был определенный плюс: Кира мечтала, чтобы эти съемки продолжались вечно. Она была готова вечно умирать на его руках и вечно любить его беззаботной любовью. За последнюю неделю она полюбила его руки, жесткие складки губ, его мужественность и инфантильность, его мысли и постоянное желание ею обладать. Ей нравилось заниматься с ним сексом, нравилось все, что он ей говорил в постели и за ее пределами, нравилось, как он на нее смотрел и как он ее чувствовал. Последние пару дней возможность их страстных встреч была заметно усложнена тем, что к Кире снова приставили двух головорезов. У Владимира были очередные неприятности в Европе, и он крайне переживал за свою драгоценную девочку. Звонил он редко, так как все его телефоны привычно прослушивались. У Киры был отдельный телефон для экстренной связи с ним, а также был отдельный телефон, который подарил ей Гога. В телефоне стояла новая хохляцкая симка, память которой хранила один-единственный номер. Номер, который стал очень важным. Жизненно необходимым. В пятом айфоне Гоги Кира была записана как К-2. «Вершина, которую мало кому удается покорить, но от этого ее хочется покорять снова и снова», – шутил он.
«К-2», – подумала Кира и еле заметно улыбнулась осеннему дождю. «Гога», – снова улыбнулась она. На самом деле имя его звучало немного иначе, официально – Георгий Александрович, но благодаря своей вечной веселости и слишком мужественному профилю «Гога» бесповоротно закрепилось за ним среди сотен друзей, коллег и знакомых.
«Почему каждый раз, когда я сижу на этом подоконнике, начинается дождь?» – Мысли хаотично переходили от Гоги к дождю, а от дождя снова возвращались к Гоге, который, в свою очередь, «спал» на кровати в противоположном углу гостиничного номера и через минуту должен был проснуться и пошарить рукой в поисках Киры. Кира затылком чувствовала пристальный взгляд режиссера, который в глубине души ее ненавидел, но при этом вчера выдавил из себя какое-то подобие искренней похвалы: «Хоть ты и начинающая актриса, но в любовной сцене ты была на высоте». Ее похвалил сам гуру… чертов Павел Мальцев, которого она успела невзлюбить еще больше, чем он ее. В любовной сцене она просто была самой собой – недоступной, желанной, неподражаемой и вдребезги влюбленной. Она всегда воспринимала жизнь как должное и относилась к ней с откровенным безразличием и сарказмом. Убийство отца ее опустошило. Оно словно высосало из нее все молодые соки и яркие эмоции, которые так свойственны юной девочке, обладающей сверхъестественной красотой. А жизнь, казалось, это безразличие чувствовала и с упорством отвергнутого всемогущего мужчины осыпала Киру подарками, возможностями и всем тем, что обычно становится доступным далеко немногим, а если совсем честно, то практически никому.