Культурные индустрии - стр. 45

Сторонники других подходов часто обвиняют исследования культуры в излишней озабоченности вопросами смысла текстов. В действительности, хотя исследования культуры внесли вклад в развитие теорий о том, как смысл и идентичность соотносятся с вопросами социальной власти, в своих наиболее развитых формах они сравнительно мало интересовались вопросами интерпретации и оценки текстов. Для анализа текстов может пригодиться целый ряд подходов, ориентированных в первую очередь на изучение текстов (обзор некоторых из основных методов анализа медийных текстов можно найти в: [Gillespie, Toynbee, 2006]). В такого рода исследованиях основное внимание уделяется не столько раскрытию сложного смысла, который великий художник смог выразить в своем произведении, как в более традиционных гуманитарных исследованиях, сколько непреднамеренной сложности культурных текстов. Ценным источником может также стать хорошая критика (см., например: [Lane, 2003] или [Reynolds, 2005]).

Между тем политическая экономия, радикальная социология медиа и либерально-плюралистические исследования коммуникации гораздо больше интересовались информационными текстами, такими как новостные программы, и тем, насколько культурные индустрии обеспечивают граждан информационными ресурсами, необходимыми для борьбы с несправедливостью и злоупотреблениями властью. Эти подходы отдавали очевидное предпочтение информационному содержанию перед формой и склонны были ставить когнитивные и рациональные способы мысли выше эстетических, эмоциональных и аффективных (см. похожий аргумент в: [McGuigan, 1998]). Если судить в целом, эти подходы, несмотря на все их сильные стороны, можно справедливо обвинить в том, что они рассматривают развлечения всего лишь как отвлечение от процесса, который они считают наиболее желательной целью массовой информации, а именно привлечения неравнодушных, рациональных, активных граждан. Лучшие формы текстуального анализа и культурных исследований позволяют скорректировать этот уклон.

Миф о противостоянии политической экономии и исследований культуры излишне нагнетает конфликт между двумя группами подходов и преуменьшает их отличия от других. Некоторые варианты политической экономии и исследований культуры с точки зрения своей озабоченности закреплением своего понимания в теории культурной власти имеют друг с другом больше общего, чем с более эмпирически ориентированными исследованиями (эмпирическая социология культуры, либерально-плюралистические исследования коммуникации). Тем не менее между политической экономией и исследованиями культуры существуют серьезные теоретические и эпистемологические разногласия. Грубо говоря, представители политической экономии в вопросах эпистемологии тяготеют к реализму – к «допущению, что существует материальный мир, внешний по отношению к нашим когнитивным процессам, обладающий специфическими свойствами, в конечном счете доступными для нашего понимания» [Garnham, 1990, р. 3]. Этот взгляд напрямую связан с идеей, что мы можем достичь объективного познания этой независимой реальности. Исследования культуры идут по гораздо более конструктивистским и субъективистским путям, иной раз в целях достижения большей объективности признавая воздействие наблюдателя на объект наблюдения (см.: [Couldry, 2000b, р. 12–14] о феминистской эпистемологии), тогда как в других случаях существует радикальный скептицизм в отношении претензий на истину. Это особенно характерно для постструктуралистских и постмодернистских подходов. Повторимся, что речь идет не о противопоставлении исследований культуры и политической экономии. Радикально конструктивистское, постмодернистское крыло исследований культуры расходится со