Культурные индустрии - стр. 38

Работы представителей радикальной социологии, таких как Гитлин и Бурдье, до определенной степени совместимы с подходами к культуре критической политической экономии. Однако критическая политэкономия пытается добиться целостного понимания места культурного производства в современном капитализме, и эмпирические исследования организаций, относящихся к культурным индустриям, находятся на периферии этой традиции. Главная заслуга радикальной социологии состоит в том, что в лучших своих проявлениях она связывает динамику власти в культурных индустриях с вопросом смысла – вопросом, касающимся видов текстов, производимых организациями культурной индустрии. В следующем разделе подробнее рассматривается вопрос о текстах и смысле.

До сих пор я обращался к таким подходам к культурным индустриям, которые лучше всего позволяют осмыслить вопросы власти в отношении организаций в сфере культурных индустрий. Как эти подходы рассматривают другой аспект, который я считаю ключевым для культурных индустрий, – смысл? Взгляд на тексты в свете либерально-плюралистических исследований коммуникации по большей части имел серьезные недостатки. У этой традиции существует ответвление, анализирующее плоды культуры при помощи методов квантитативного контент-анализа. Цель в том, чтобы найти объективную, верифицируемую меру смысла. Как указывает Джон Фиск [Fiske, 1990, р. 137], «она может послужить полезной проверкой для более субъективной, избирательной манеры, в которой мы обычно получаем сообщение». Однако в этой традиции господствовало представление о содержании как о сообщении. Необходимо задействовать значительно более сложное понятие смысла, которое признает полисемию, т. е. возможность разной его интерпретации. Это требует рассмотрения не только вопросов содержания, но и формы (на практике одно никогда нельзя отделить от другого, поскольку они всегда влияют друг на друга).

Если либерально-плюралистические исследования коммуникации обычно характеризовались крайне ограниченным пониманием текстов как «содержания» или «сообщений», их изучение с точки зрения культурного производства, по крайней мере до недавних пор (см.: [Peterson, 1997]), часто вообще не предполагало обсуждение проблем и смысла текста. Ричард А. Петерсон, например, в своем очерке о перспективах культурного производства честно признал, что данный подход не интересует форма и содержание культурных артефактов, но утверждал, что интерес к производству может восполнить этот недостаток [Peterson, 1976, р. 10]. Отсюда следует, что изучение производства не отражается на изучении текстов – это две совершенно разные, отдельные друг от друга области анализа. Однако проблема, стоящая перед культурными индустриями, – если мои утверждения во введении верны – состоит в том, чтобы осмыслять эти отношения, а не игнорировать их. Мы, например, должны подумать о том, как исторические трансформации способов производства и потребления культуры соотносятся с изменениями в текстах.