Культовое кино - стр. 3

Можно было бы сказать, что Преминджер, как любой нормальный австрийский еврей, сваливший от нацистов в Голливуд, был онтологическим пессимистом. Чтобы убедиться в этом, достаточно пересмотреть «Человека с золотой рукой» (1955), «Анатомию убийства» (1959) или «Совет и согласие» (1962). С другой стороны, этот изгнанник с брутальной внешностью прусского офицера и недюжинным даром гедонизма в амплуа пессимиста смотрится как-то не очень. В любом случае в «Лауре» он совершил операцию, прямо противоположную той, что совершили с жанром Хэммет и Чендлер. Вытащил нуар из лужи, вытер досуха и водрузил обратно, в пресловутую вазу. Чистенький такой нуар, из жизни высшего общества, холеных людей в квартирах, с интерьерами которых бутылка дешевого виски диссонирует настолько, что вызывает подозрение у следователя: здесь был кто-то чужой, здесь такого виски не пьют.

Повествование ведется от лица Валдо Лайдекера, что называется, влиятельного журналиста, англизированного сноба, эгоиста с аккуратными усиками: «Я никогда не забуду тот уик-энд, когда умерла Лора Хант…» Камера лишь однажды покидает дорогие интерьеры, чтобы пробежаться по дождливой улице, словно цитируя другой, настоящий нуар.

У Марка Макферсона нет вроде бы никаких позорных тайн, как у Марка Диксона, его случайного ли, намеренного ли тезки. Но способен он на гораздо большую жестокость, чем Диксон, который, сорвавшись с катушек, забивает насмерть воришку. Арестовав «воскресшую» Лору, он ведет себя как заправский садист. Лицо Лоры, загнанное в круг слепящего света лампы без всякой видимой необходимости, – это уже из гестаповского репертуара.

В финале как будто появляется намек на то, что Лора и Марк находятся в самом начале своей общей истории. В таком случае это будет гармоничный союз садиста и мазохистки. Или некрофила и трупа. С какого-то момента начинает казаться, что в поисках убийцы Марк ведом лишь голосом секса, и все происходящее на экране – лишь сеть, которую он плетет для Лоры. И возбуждает его только мысль, что он охотится за телом женщины, которую считал мертвой.

Но что самое странное – в финале «Лауры» нет катарсиса, даже кровавого: бывает, в нуаре герои погибают, и от этого испытываешь облегчение: дескать, сколько можно мучиться. Здесь же все вроде благополучно, у всех есть свои тайны, но не слишком позорные. Так, грешки… И убийство было совершено из любви, в которую переросло акцентированное одиночество стареющего эгоиста Валдо. А облегчения не испытываешь. Нуар? Нуар. Понуаристее любого другого будет.