Кукла-талисман - стр. 22
– Выпьем, – предложил господин Сэки.
Объявить, за что мы пьем, он и не подумал.
Мы подняли чашки, держа их церемонно, обеими руками. Старший дознаватель, архивариус, секретарь – они смотрели на меня поверх своих чашек. Их взгляды… Не знаю почему, но мне вспомнились погребальные обряды. Чахоточный Абэ умер зимой, но осень – тоже удачное время для кончины. Если что, вряд ли Сэки Осаму выделит для моего погребения средства из казны.
Точно не выделит: кто я такой?
4
«А что, господин? И ничего особенного!»
Старуха не солгала: баня действительно располагалась близ Ятагарасубаси – Большого Вороньего моста. Столбы в начале и конце моста были украшены изображениями трехлапого ворона – небесного проводника, посланного к императору Дзимму с целью даровать владыке победу. Случилось это давно и, разумеется, не в наших краях, но всякий раз, шагая по мосту, я чувствовал, что тоже имею какое-то отношение к возвышенной старине.
Глупости, конечно.
Мост часто ремонтировали, еще чаще ремонт шел насмарку, требуя нового. Чтобы ходить здесь с удобством, и впрямь надо было иметь три ноги, как у Большого Ворона. Пальцы тоже не повредят – держаться за перила.
Крыша бани, сделанная в китайском стиле, с высоким коньком и гнутыми карнизами, виднелась издалека. Это была совместная баня, для мужчин и женщин. Поговаривали, что к вечеру баня превращается в «мыльную страну», заведение особого рода, где молодые банщицы перед тем, как вступить с клиентом в плотскую связь, тщательно моют его горячей водой и растирают мочалкой.
Совместные бани с завидным постоянством запрещались указами сёгуна и распоряжениями правительства. Это случалось даже чаще, чем ремонт моста Ятагарасубаси. В народе такие указы звали «запретами на три дня». Имелось в виду, что первые три дня указ соблюдался со всей возможной строгостью, а на четвертый день местный чиновник, ведающий надзором за банями, получал «щегла в рукаве», то есть взятку – и все начинало работать, как раньше.
Мы с отцом ходили в баню подешевле, раздельную. Чтобы пар оставался в помещении, там не было окон, а входная дверь напоминала собачий лаз. Войти в эту дверь мы могли лишь согнувшись в три погибели, а войдя, справлялись с мытьем сами, без услуг банщиков.
Дверь бани у Вороньего моста – вернее, дверной проем, закрытый голубой занавеской – была выше моего роста. Над ней, прибитая к шесту, торчащему из стены, висела табличка с изображением лука и стрелы – иносказательно это значило «залезть в горячую воду». Слева от двери пара бамбуковых жердей отгораживала место наблюдателя. Отец рассказывал, когда-то тут сидел священник, молясь за посетителей, а теперь здесь просто взимали плату за вход. Сейчас место наблюдателя пустовало, но рядом стоял голый по пояс уборщик: отлынивал от работы, мерзавец, глазел на прохожих.