Кукла Коломбины - стр. 4
Тятенька только головой помотал.
– Ну, Нюрка! Допрыгаешься ты! Уж сто раз говаривал: не лезь ты в наши дела! Ты ведь обещала!
– Ой, простите меня, тятенька! Я просто помочь хотела! Думаю, вот раскроете дело, вас и похвалят. Будете на хорошем счету.
– А ежели тебя убьют? Что я тогда делать буду? Чем утешаться? Хорошим счетом?
– Да что вы такое говорите! Убьют! Выдумали тоже!
– А что, скажешь, быть того не может? Ты девица молодая, а преступники, они знаешь какие бывают?
Знает она, какие преступники бывают. Не однажды свидетелем была. А один раз и сама чуть не попала, как кур в ощип. Только тятеньке лучше на этот счет в неведении оставаться. Прознает что, мигом запрет на сто замков. А ей взаперти сил нет жить. Ей…
– Нюрка, ты меня не слышишь, что ли? – прервал ее мысли тятенькин голос.
– Задумалась малость, простите.
– Уж не о том ли, чтобы ночью в порт отправиться?
– Нет! Что вы! Я и так страху натерпелась! Теперь меня из дому калачом не выманишь!
Нюркины глаза – и так вполлица – расширились еще больше. Того и гляди из глазниц выскочат от желания свою честность показать.
Афанасий Силыч только рукой махнул и вышел вон из дочкиной комнаты.
И в кого она такая уродилась? Как пить дать не в него.
Тятенька Афанасий Силыч
Свою жену, Евлампию Андреевну, до свадьбы Афанасий знал недолго. Родители сговорили, а он и не возражал. Девушка ему понравилась, так чего тянуть? Надеялся, что век проживут в мире и согласии, а получилось чуть больше года. Умерла Евлампия от родовых травм. За месяц сгорела. Ему дочку оставила. Если бы не бобылиха Феофания, которую жена-покойница еще до родов наняла в няньки, не справиться. Фефа девочку выходила, да так с ними и осталась. За минувшие с той поры семнадцать лет нянька стала членом семьи. Без нее они с Нюрой своего житья уже и не мыслили.
Ну а Евлампия забываться стала. Порой Афанасий пытался вспомнить, какой у нее был характер, и не мог. По молодости женой и ее, как говорит Нюрка, «внутренним миром» он интересовался мало, все больше на служебные дела налегал.
А уж после ее ухода и вовсе только о службе радел, особенно когда поступил в городовые. По-старому в будочники.
Радение, что греха таить, большей частью было вызвано тем, что служба в полиции давала прокорм его небольшому семейству и позволила определить Нюрку – девчонку глазастую и с мозгами – в гимназию. С превеликим трудом, правда, ведь подношений Афанасий не принимал и «барашков в конверте» тоже. Его за это уважали, но уважение, как всем известно, на хлеб не намажешь.
Мечтал он в ту пору, честно сказать, о другом: хотел околоточным надзирателем стать, а после дослужиться до участкового пристава. Все потому, что хоть и были будочники давно упразднены, а будки остались. В ней стоять – скоро сам по-собачьи залаешь.